Обитель

Сейчас, войдя в квартиру, на икону посмотрел с усталой неприязнью. Вроде привык за четыре года к этому лицу. Святой равноапостольный царь Константин смотрел строго, и взгляд этот обычно вызывал у Кости улыбку, потому что никак не сочетался с косой, обрамлявшей голову святого и делавшей его похожим на Юлию Тимошенко. В руках святой сжимал длинный крест – сжимал не как оружие, а как драгоценность, которую кто-то хотел у него вырвать. Костя мог в шутку и обратиться к святому, спросить, как тот провел день. Но сегодня, встретившись взглядом со святым, Костя передернулся. Вспомнил арестованных мужиков с их крестами и татуировками и, главное, утреннюю женщину, пытавшуюся не пустить его на пепелище. Где-то она сейчас гуляла по городу в своем тряпье.

Варвара, одежда которой и вправду была неряшливой, но никак не тряпьем, нигде не гуляла. С тех пор как прибыла в Успенский монастырь, сидела с Адриашкой и мелкой его девкой. Свою собственную девочку отдала, прибыв, монахам, чтобы посадили под замок. Сначала нужно было встретиться с блудным убийцей и его «дочкой».

Варвара никогда не призналась бы в этом, но Адриашку она любила больше других детей. Хотя так сложилось не сразу – вначале мальчик ее пугал, был злой и будто несчастный, все время норовил если не другим, то хоть себе больно сделать. Но за год, проведенный у Варвары, во-первых, подрос, во-вторых, будто просветлел. Варвара видела, что в нем много хитрости, много неверия, но тем больше он ей нравился. Хотелось узнать, как этот мальчик к Богу придет – а не прийти не мог, потому что жил в Обители, жил с отцом, почти что при Боге.

Вот и сейчас, пока игумен, встретивший Варвару, дрожал от страха, что у него в монастыре убийцу поселили, Варвара убийцы не боялась, наоборот – чувствовала: сейчас увидит нового Адриашку, мудрее и осознаннее. Про себя при этом, конечно, все равно звала его так, потому что помнила тринадцатилетним мальчиком и, сколько бы раз с тех пор его ни видела, все равно – мальчик и есть мальчик.

Мальчик встретил ее в избе, усадил за стол, стал расспрашивать о здоровье. Говорили тихо, потому что на кровати спала девчонка. Ее Варвара сразу признала – и вправду Ева, Таина дочь. Даже похожа была на покойную.

Мальчик же, несомненно, изменился. Борода у него отросла, руки все были в мелких царапинах, а под ногтями, видимо недовымывшись, чернела кровь. Варвара знала, что отец Адриашку в колодце целый месяц продержал, – и видела, что слишком долго это, месяц в колодце. Нездоровое что-то было в глазах у мальчика, хотя говорил он уважительно и приветливо и в первый момент, увидев, сразу благословения попросил.

В отличие от успенских мужиков, которым Варвара была никто, Адриашку она благословила, поцеловала в лоб. Носом дернула – от мальчика пахнуло застоявшейся, мертвой кровью.

Адриан на матушку Варвару смотрел с легким огорчением. Во-первых, она оказалась такая же мертвая, как и другие. Толстое старое лицо, покрытое даже не морщинами, а скорее трещинами, казалось сделанным из воска. Боялся даже, что, когда будет целовать в горячий лоб, губы оплавит. А во-вторых, обидно было, что матушка стала такая старая. Ведь вроде видел ее не так давно, может год назад, а за это время ее будто воздухом надуло, и стало видно, что кожа пористая, глаза подслеповато пучатся, горло почти мешком лежит.

Сначала, как полагается, об ее здоровье спросил, потом свою ногу показал, чтобы матушка и рану благословила. Не потому, что в благословение верил, тем более от мертвой, а чтобы время потянуть и старуху уважить. Матушка ногу перекрестила, потом спросила:

– Чай у тебя есть? Весь день на ногах.

Электричества в избе не было, но Адриан весь день топил печь и на ней сейчас же хотел поставить чайник, но матушка махнула рукой:

– Сиди уж, болезный. Сама сделаю.

Сказала по-домашнему. Точно так же ставила чай, когда Адриан был маленький и жил у нее с другими мальчиками. Всегда сама, хотя все остальные дела по дому мальчики исполняли. Адриан даже улыбнулся: и мертвая матушка все равно оставалась той же хозяйкой в любом доме, в чужой избе все равно у печи стояла. Подумалось, что нужно бы самому такую найти. Или вырастить – Адриан глянул на спящую малую, еще шире улыбнулся, да так, что сверкнули зубы. Матушка этого не видела – возилась с чайником. Адриан посмотрел на нее снова, на согнутую спину, подумал, что можно бы ее прямо сейчас мордой в кипяток сунуть, обварить, как в сказке про мертвую воду. Но сказку вспоминать не стал. Вместо этого решил прямо заговорить.

– Матушка, – сказал Адриан. – Я сам хочу малую в приют отвезти. Тревожусь за нее.