Обитель

Мужик ее по одной щеке ударил – левый глаз у нее и раскрылся. По правой ударил – правый раскрылся. Смотрят глаза здоровые, не земляные и нигде отражения не ищут. Поняла дочь, что не на себя – на отца смотреть нужно, и больше никогда ему не перечила.

В дверь постучали, и Вера выпрямилась, поморгала. Сидевшая рядом Мишка качнула головой:

– Открой.

В коридоре стоял Микко с пакетами. Лицо фотографа озаряла счастливая улыбка.

– Что такое? – спросила Вера, пропуская его внутрь.

– Элю выпустили. – Он поставил пакеты перед Миш-кой. – Она сейчас сюда едет.

Полчаса спустя ели уже вчетвером – точнее, ели Элеонора, Микко и Вера. Мишка заново пересказывала свои ночные приключения.

– Я поеду в епархию, – сказала Элеонора, когда Мишка наконец закончила. – Зайду туда, возьму книгу, выйду. Я там была один раз с командой, знаю, где кабинет. Мы там записывали небольшой репортаж. Вот только книги на столе не было, я бы помнила.

– Будем надеяться, что далеко ее митрополит не убирает, – сказала Мишка. Она все сильнее переживала о том, что весь план строится на значимости книги, о которой она слышала только от одного человека. Книги могло не оказаться в кабинете, а могло быть и так, что в книге не окажется нужной информации.

– А охрана? – спросила Вера. – И сам митрополит. Вы думаете, он пустит вас к себе?

– Микко, – повернулась к фотографу Элеонора, – ты мне нужен. Нужно будет дернуть пожарную сигнализа-цию.

Микко замотал головой. Вера хотела сказать, что легко дернет сигнализацию, но Мишка сжала ее здоровое плечо. Вера глянула на нее и промолчала.

– Микко, – Элеонора посмотрела на фотографа очень строго, – ты понимаешь, насколько это важно?

– Нет, – сказал Микко. – Я не очень понимаю.

Теперь уже молчали все. Микко хотел еще что-то добавить, потом просто покачал головой.

– Значит, поеду одна, – сказала Элеонора. – Только нужно домой зайти, переодеться.

Микко догнал ее уже на улице. Шел, понурив голову, и говорить ничего не стал, но Элеонора и так его поняла. Хлопнула по плечу. Чувствовала она себя превосходно.

На улице было хорошо, холодно. Снег сегодня не шел, но и не таял тот, что выпал вчера. Вечерняя улица блестела инеем.

Шли быстро, ни о чем не разговаривали. Микко угрюмо пинал асфальт, а Элеонора, наоборот, весело глядела по сторонам и пыталась вспомнить, где висит оставшееся от мамы платье в большие бордовые цветы. То ли в шкафу с остальной одеждой, то ли на антресолях, с тканью для шитья. Сама Элеонора платья никогда не носила, а для проникновения в епархию нужно было одеться прихожанкой. Это означало платье, пальто и платок. С платком тоже она еще не определилась, хотя тут выбор был больше – из давнишней поездки в Турцию она привезла себе три, и еще несколько остались с разных городских ярмарок. Элеонора с усмешкой посмотрела на Микко, подумав о том, что если попросить фотографа помочь ей определиться с платком, то он может случайно броситься на нее с ножом. Он и так явно уже жалел о принятом решении.

Элеонора сунула руку в карман за сигаретами и снова наткнулась на белые таблетки. Хотела выбросить в урну, потом не стала. Она не могла точно сказать, зачем бы они могли ей пригодиться, но все же ссыпала обратно, пощелкала пальцами у Микко перед носом.

– Сигареты есть? – спросила она. Микко молча вытащил из кармана распечатанную, но полную пачку. – Спасибо. – Элеонора закурила. – Спасибо, что решился.

– Не за что, – буркнул Микко. – Все равно потом вместе работать. Так хоть сядем вместе.

– Я уже посидела, – сказала Элеонора. – Не рекомендую.

Микко ничего не ответил.

Дома она нашла платье, подобрала платок. Прошлась по квартире, полной грудью вдыхая знакомый запах. Вроде бы уехала отсюда всего вчера утром, а казалось – будто месяц не была. Микко все это время прождал в коридоре. Нервным он не выглядел – наоборот, будто бы даже приободрился. На Элеонору в платке взглянул без удивления. А вот сама Элеонора, посмотрев в зеркало, вздрогнула. В низко затянутом платке, в старом пальто она была похожа на любую из женщин, приходящих на праздники в городские церкви. Было странно чувствовать, что от них она отличается только одеждой.

Вера и Мишка лежали рядом – Мишка на боку, лицом к окну, а Вера за ней, чтобы обнимать соседку, уткнувшись носом ей в плечо. Вера переживала: день вышел очень длинный и нервный. Она чувствовала облегчение, усталость, страх, даже ужас, непонимание и неприятную горечь. Сердце билось очень сильно, глаза закрывались, будто сами. Пока все равно нужно было ждать Элеонору и Микко – и Вера позволила себе задремать.