— Нет, не мальцы. Мальцы вот они, а те, сказывают, другие. Никто не знает, кто они да откуда. С севера. И странные по виду. Отстраненные какие-то, будто механические. Зла от них физического, говорят, никакого, они не грабят, не бьют, не насилуют. Еще говорят, если бы никого не уводили, то и ладно, пусть. Какое-никакое, а развлечение. Вроде, опять же, фольклорного фестиваля или народного гуляния. А эти, пришлые, видишь ли, людей за собой уводят, и многих. Прямо как сказочные крысоловы. Дикие гуси, прилетают и домашних за собой сманивают.
— Дикие гуси, этсамое, вообще-то про другое. Не знаю, мне ничего такого не рассказывали.
— Говорю же, не каждому расскажут. Это, знаешь, вроде стыдной семейной тайны, молчишь, не упоминаешь, и вроде как нет ее.
— Что же тут стыдного?
— Стыдного ничего, но, сцуко, странно это. Потому что необъяснимо. И потому, что никто ничего сделать не может.
— А власти что?
— А что власти? Не люди, что ли? Туда же! Пришлых никто задержать не может, а кто пытался, уходил вместе с ними. И тут уже без разбору, опера или военные — все. И, главное, в лесу они словно растворяются, вошли, как в воду нырнули, и все, нет их.
— Это напоминает мне историю про кроликов.
— Про каких еще кроликов?
— Про страшных кроликов. Которые, этсамое, так же, из леса приходят, и лупят всех лапами по голове. И никто их победить не может.
— Ерунда какая-то.
— Ерунда, форменная. Но в средневековой Европе монахи в эту ерунду свято верили. До того, что во многих рукописных книгах иллюстраций на эту тему полным-полно. Книга об одном, а они про кроликов, знай себе, рисуют. Так что теперь даже некоторые ученые на полном серьезе, этсамое, считают, что существовал когда-то особый вид гигантских кроликов. Ищут доказательства, при хорошем бюджете.
— А, так это британские ученые. У нас на такую фигню бюджета хренушки дадут.
— Британские, ясный пень.
— Под нормальный бюджет, я тебе что угодно докажу. Или опровергну! Вот на что хочешь, можем спорить.
— Не надо спорить.
— А, боишься! И правильно делаешь!
— Ничего я, этсамое, не боюсь. Просто знаю, что кто спорит, тот штаны проспорит.
— Что ж, рациональный, трезвый подход.
— Кстати, насчет трезвого подхода. Забьем по рукам, что тебе меня не перепить?
— Постой, ты же никогда не споришь?
— Только на это.
— Только на это, э…
— Что, сомневаешься? Не знаешь, в чем подвох?
— Я? Да я просто тебя жалею. Ты же вон, какой худой. Еще заболеешь от перепива. В чем, кстати, подвох?
— Никакого подвоха здесь нет. Я, во-первых, никогда не пьянею. Принципиально. А, во-вторых, этсамое, не болею после. Несмотря на комплекцию и общую худобу. Я вообще-то не худой, а жилистый. А жиле ничего не будет, хоть в спирте ее вымочи, хоть в керосине. Ну, что, согласен? Ты сам-то много выпить можешь?
— Без разницы, сколько пить. Мне пофиг! Меня алкоголь не берет.
— Значит, оба можем ввязаться в спор с сильных позиций.
— Двух сильных позиций не бывает. Впрочем, ладно, как хочешь. На что спорим?
— На интерес, на что еще нам спорить?
— Ну, ладно, хоть развлечемся. Будет, что вспомнить. А что пить будем? Надеюсь, не керосин?
— Да что хочешь! Можно и керосин, мне все равно.
— Тогда этот сладкий вискарь, он хорошо идет.
— Да ради Бога! Сейчас еще закажем.
Борисфен Нифонтович поднял руку да сделал элегантное круговое движение ладонью, и сообщил мгновенно появившемуся за его плечом метрдотелю, чего еще они с господином писателем желают. Не прошло и минуты, как на столе появилась бутылка Red Stag.
— Начнем с одной, — поделился планами господин Клер. — Негоже, когда на столе батарея бутылок стоит, этсамое, не комильфо. Он на два пальца наполнил принесенные также стаканы с толстым дном. Поднял свой, взболтнул, глядя на свет, и произнес задумчиво: — Хотя, может, что больше и не понадобится. Плохо, что льда у них нет. Ну! Лиха беда начало. Давай!
— А мы разве еще не начали?
— То была разминка.
Уф! Выпили.
— А в это время кто-то там разминается красненьким, — заговорил прибауткой выпитое Феликс. Его отчего-то передернуло. — Ух, ты, как пробирает! — удивился он. — Погоди, а какой критерий победы? Как мы определим победителя? И кто его определять будет?
— Ну, кто первый скажет, что ему хватит, тот и проиграл. Как-то так.
— А если никто не скажет?
— Тогда, этсамое, ничья. И продолжим в другой раз.
— Бабский подход, вообще-то.
— Как так? Почему?
— Потому что победитель должен быть определен, не выходя из-за стола.
— Ладно, заметано. Останется только один. А кто упадет на стол…
— Или под стол!
—…или свалится под стол, тот молодец!
— Господи! Какие глупости!
— Нет, совсем не глупости! Мы же поспорили.
— Правда? Пьянствовать, это еще хуже мак-дак работы.
— Какой работы?
— Бестолковой. Без толку терять время — преступление. Перед личностью.
— Чьей личностью?
— Моей, до других мне дела нет.
— Ну, знаешь, по рукам ударили — все. Обратного хода нет. Слышал, как купцы в прежние времена? Об заклад побились — все, дело чести. Умри, но выполни договор.
— Или выпей ведро шампанского.
— Выпей ведро шампанского. В нашем случае — виски.
— Господи! Мы же умные люди!
— Естественно, умные. Кто говорит иначе?