— Возможно. — Он улыбнулся. — Но, скорее всего, вынудило бы крутиться где-то поблизости, поджидая другого случая.
Признаться, его дерзость подкупила меня. Мы уселись за столик в дальнем уголке ресторана. Между блюдами Мэнсфилд заботливо подливал вина в мой бокал, как только он пустел наполовину. И даже привстал, когда подносил огонь к сигарете, едва я достала ее из портсигара. Его предупредительность напомнила мне Фрэнка, но в Мэнсфилде я не заметила и капли грубости.
— Мне очень понравились истории, которые вы рассказывали вчера вечером, — заметил он. — Я думаю, если бы я вырос здесь, в Кении, как вы, я стал бы совершенно другим человеком.
— А что вас не устраивает в собственной судьбе?
— Я вырос изнеженным. Избалованным заботой. Со мной слишком много носились.
— Мне частенько приходило на ум, — я кивнула, — что если человек получает в детстве любви чуть меньше, чем это принято, то он становится крепче. Это скорее помогает, чем разрушает.
— Мне трудно представить, чтобы вас не любили, — удивился он. — Уверен, что, когда я перееду в Кению, мы будем добрыми друзьями.
— Что? Вы вот так вот запросто соберетесь и поселитесь здесь?
— А почему нет? Годами я плыл по течению, не в силах что-либо изменить, не имея представления, что делать с моим наследством. А тут все просто и ясно.
Слово «наследство», произнесенное им, резануло мне ухо и как будто повисло над столом, точно сонм пылинок.
— Я никогда не умела обращаться с деньгами, — сказала я ему. — Не имею представления, что с ними делать.
— Про себя я могу сказать то же самое. Может быть, поэтому они ко мне липнут, точно я медом намазан.
— Не знаю. — Я взяла бокал с виски и держала его в руке, согревая. — Ко мне липнут только неприятности. С завидной регулярностью. Но я стараюсь думать, что они помогают держать себя в форме.
— Вы просто вынуждаете меня сказать это…
— Что?
— Что вы — в прекрасной форме.
После обеда мы прошли на веранду. Я снова достала сигарету. Щелкнув массивной серебряной зажигалкой, он дал мне прикурить. Я заметила, что на зажигалке были выгравированы его инициалы — ММ. Видимо, такие мелочи также являлись необходимой частью легенды, подтверждающей, что их обладатель — тот самый Маркхэм из Ноттингемшира. Однако нельзя было отрицать, он был приучен к красоте, к культуре — он вырос с этим. Он обладал хорошими манерами и тем неугасимым оптимизмом, который обычно наблюдается у людей, уверенных, что если сегодня все не случилось так, как они хотели, то завтра это обязательно произойдет. Когда он наклонился, чтобы прикурить сигарету, я вдруг заметила что-то невероятно знакомое в этих плавных, неспешных движениях рук. Потом сообразила — Беркли! Тонкость телосложения, легкость и изящество манер — все это напомнило Беркли. Они были сделаны из одного теста, точно.
Он поднял голову и взглянул на меня.
— Что?
— Нет, ничего. У вас красивые руки, — поспешно ответила я.
— Правда? — Он улыбнулся.
Розовые блики заката медленно скользили по веранде — прохладной, погруженной в сумрак. Они вспыхивали, точно светлячки, а внизу в траве им откликались живые насекомые, мерцая огоньками и выводя пульсирующие, жалобные трели.
— Мне здесь нравится, — призналась я. — Это одно из любимых моих мест.
— У меня здесь комната, — произнес он, глядя перед собой на дымящийся кончик сигареты. — Это самое приятное помещение из всех, что я встречал. Небольшой отдельный домик. Там повсюду — хорошие книги, а стол сделан из слоновой кости. Не хотите ли зайти что-нибудь выпить?
Он явно говорил о коттедже Дениса. Денис больше не бывал там, но у меня пересохло в горле, когда я услышала, что в домике может жить кто-то еще, пусть даже остановиться на одну ночь.
— Очень мило с вашей стороны пригласить меня, — ответила я. — Но, боюсь, я должна сказать «нет». По крайней мере, сейчас.
— Я снова позволил себе дерзость? — догадался он.
— Похоже на то, — ответила я. — Доброй ночи.
На следующий день Маркхэм попросил меня съездить с ним в Нджоро на машине.
— Дороги ужасные, — предупредила я. — Мы не вернемся до вечера.
— Это даже неплохо, — согласился он.
Он был настроен оптимистично и не утратил этого своего незаурядного качества даже тогда, когда по пути у нас лопнуло колесо. Раздался резкий оглушительный хлопок, похожий на выстрел. Было очевидно, что Мэнсфилд никогда не менял колеса самостоятельно. Так что сделать это пришлось мне, он же стоял рядом и с изумлением смотрел на меня, как будто я достала запаску из собственного кармана, а не из багажника.
— Вы просто невероятная женщина, — произнес он с восхищением.
— Это довольно просто. — Я посмотрела вокруг, тщетно выискивая, чем бы вытереть грязные руки, и, ничего не найдя, вытерла о брюки.
— Нет, правда, Берил, я не встречал никого, похожего на вас. Никогда. Вы просто вынуждаете меня на безрассудные поступки.
— Какие, например? Научиться менять колеса? — язвительно спросила я.
— Ну, например, купить вам ферму.
— Что? Похоже, вы шутите?