Облетая солнце

Однако ферма за это время изменилась до неузнаваемости. Да и мир изменился — началась война. Еще в школе мы слышали ошеломляющие новости об убийстве австрийского эрцгерцога в Сараево, о германском кайзере Вильгельме, который бросил перчатку всему миру, и как множество народов, о которых мы и не слыхивали, стали объединяться, чтобы воевать друг с другом. Для нас в Британской Восточной Африке война означала прежде всего необходимость остановить жаждавших новых земель германцев, не отдать им то, что принадлежало нам по праву. Сражения кипели во многих частях протектората. Белые поселенцы, буры и аборигены — нанди, кавирондо, кипсиги, бросали свои поля, мельницы и прочие владения, чтобы вступить в Корпус королевских африканских стрелков. Даже арап Майна отправился на войну. Мы с Киби стояли на вершине холма, — я как раз приехала на каникулы, — и смотрели, как он уходит прочь. В одной руке он высоко держал копье, другой сжимал обтянутый кожей буйвола щит. Он шел неторопливо, гордо выпрямив спину, прекрасно осознавая всю значимость момента. Потом мы узнали, что его послали очень далеко, за сотни миль от родных мест, на границу с Германской Восточной Африкой, а вместо копья вручили винтовку. В родной саванне он и представления не имел, как обращаться с огнестрельным оружием, но на войне, конечно, быстро научился. В моем представлении, арап Майна был самым храбрым и величественным воином, каких я когда-либо видела. Я была уверена, что, когда он вернется, нас ждет множество захватывающих историй о его приключениях и он заработает кучу золота, чтобы купить себе новую жену.

Но моим надеждам не суждено было сбыться. Однажды вечером в конце того же лета на нашей ферме объявился посланец. Он сообщил нам, что арап Майна дрался храбро, как лев, но погиб где-то очень далеко. Там же, где он упал, его и закопали. Без соблюдения традиций и почестей, в одиночестве, без участия семьи и друзей. Киби был рядом со мной, когда сообщили новость, — мы как раз ужинали. Он перестал есть, лицо его вытянулось и как-то сразу повзрослело, хотя он не произнес ни слова. Я не знала, как его утешить. Я сама была потрясена. Я восхищалась арапом Майной, он казался мне бессмертным, как боги. И вот теперь его не стало.

— Мы найдем человека, который убил твоего отца, и пронзим копьем его сердце, — вот все, что я нашлась сказать ему в эту минуту.

— Это мой долг, — сухо ответил он. — Как только я стану воином, я отомщу за его смерть.

— Я отправлюсь с тобой, — настаивала я. Я даже не могла себе представить, что будет иначе. Я любила аре-па Манну, как родного отца. Я была готова идти хоть на край света, чтобы отомстить за его смерть.

— Но ты всего лишь девочка, Лаквет. — Киби пожал плечами.

— Но я не боюсь, — возмущалась я. — Я бросаю копье не хуже тебя.

— Это невозможно. — Он грустно покачал курчавой головой. — Твой отец никогда не позволит тебе.

— А я ему не скажу, — я перешла на шепот, — я просто потихоньку убегу из дома.

— Ты думаешь только о себе, — неожиданно упрекнул меня Киби. — Ты даже не понимаешь, что твой отец любит тебя, и он жив.

Киби был прав. Мой отец… Для меня не было человека важнее. Пока я находилась в школе, я скучала по нему так же сильно, как по нашей ферме, но война не обошла его стороной — он изменился. Когда он встретил меня на станции, меня поразило его лицо — он был уставший, опустошенный и совсем не расположен к шуткам. Всю дорогу я придумывала себе нашу встречу, а тут растерялась и не знала, как толком поздороваться с ним. Пока мы поднимались на холм, он под стрекот мотора рассказал мне, что в близлежащем городке Накуру теперь стоит военный гарнизон. Ипподром перестроили, и теперь это склад для военных нужд. Половину наших лошадей также забрали военные, но в создавшейся обстановке это почти не имело значения — скачки отменили, и когда они возобновятся, бог его знает. Когда мы доехали до фермы, я и сама увидела, как все изменилось. Сотни наших рабочих ушли на войну — кто с ружьем, кто с копьем, кто просто с ножом для обрезки кустов. Ушли за славой и признанием. Империя призвала их, и теперь они стали солдатами Короны. Мы не знали, как скоро все это закончится. Может статься, они вернутся назад, а может — и нет. Но, приехав на ферму, я не без жалости взирала на наши владения. Вся ферма напоминала перевернутую коробку, из которой высыпалось содержимое, и все унесло ветром…

В доме я, конечно, увидела миссис О. Она готовила угощение по случаю моего приезда и даже принарядилась. Она была аккуратна и ухожена, как обычно, но ее виски поседели, а вокруг глаз залегли морщинки. Взглянув на нее, я поняла, что отношусь к ней совершенно по-другому.