Облетая солнце

— Вот как, — только и смогла произнести я, вдруг с пугающей ясностью осознав, что я зря поторопилась дать согласие на брак с Джоком и напрасно поверила, что другого выхода нет. А теперь стало очевидно, что у меня впереди еще был год, не меньше. Целый под я могла бы прожить дома, как-то свыкнуться с мыслью о замужестве, узнать Джока получше, и, вполне возможно, за это время подвернулся бы вариант получше. Почему нет? Я ощутила глубокое разочарование, размышляя об этом. Ну почему я не подождала, зачем ринулась в омут очертя голову?

— Вы с Джоком приедете на ужин? — спросил отец без особого интереса. Его равнодушие было равноценно пощечине. Стало ясно, что теперь я в своем родном доме не больше, чем приглашенный гость. Мой собственный дом находился в другом месте.

Несколько месяцев, последовавших за нашим возвращением, стали едва ли не самыми тяжелыми в моей жизни. Ферма Джока располагалась недалеко от нашей, и с нее открывался практически тот же вид на саванну и горы. Все вокруг было знакомо — природа, воздух, ландшафт. Вот только я никак не могла убедить себя, что я имею ко всему этому отношение.

Солнце в нашей долине заходило рано — ровно в шесть часов наступала темнота. И точно в этаже время каждый вечер, невзирая ни на что, ни на какие обстоятельства или происшествия, Джок принимал душ и усаживался за барную стойку, чтобы отдать все свое внимание виски. Пока мы находились в Бомбее, я убеждала себя, что постоянные возлияния — это часть жизни его семьи, что-то неотъемлемое от их существования вроде противных галок на заборе или кисловатых тамариндов. «Вот когда мы вернемся назад, в Кению, — думала я, — он изменится, все это бросит». Но не тут-то было. Каждый вечер, как только убирали ужин со стола, Джок зажигал сигару и наливал себе стаканчик. Было что-то почти трогательное в его движениях — с какой нежностью он обращался с этим стаканом, поглаживал его, похлопывал, точно старого дружка. Было совершенно ясно, что благодаря этому «дружку» он попадает в приятное состояние, переносится… А вот куда? Нет, я и представления не имела, что у Джока в голове, о чем он думает. Работал он упорно. Настолько упорно и самоотверженно, что даже отцу за ним не угнаться. Но он был сам по себе — сосредоточен и углублен только в себя. Когда наши взгляды встречались, я словно натыкалась на занавес. Его взгляд ничего не выражал — здесь не было места для меня. И через этот заслон невозможно было пробиться. Нельзя сказать, что мой отец был эмоциональным человеком, он тоже был замкнут. «Возможно, — думала я, — все мужчины таковы, они — закрытая книга, которую невозможно прочесть». Но куда деваться мне? Я вынуждена была проводить с Джоком долгие вечера — в полном молчании, и это молчание убивало. А если я пыталась завести разговор, не дай бог, попросить его пить поменьше, тут же начиналась буря!

— Отвяжись, Берил! — кипятился он. — У тебя ведь все просто!

— Как это «просто»? — пробовала уточнить я.

Но он только отворачивался от меня, махнув рукой.

— Нет, ну если есть какие-то трудности… — Я пыталась выяснить, в чем дело, и аккуратно подбирала слова, чтобы он сразу не вздыбился.

— Да что ты знаешь об этом!

— Да, я не знаю. Не знаю…

Я намеренно делала паузы, давая ему возможность высказать, что накипело. Но видимо, у него не находилось достаточно решительности и нужных слов. Я тоже замолкала, не зная, как продолжить, что сказать дальше. Всей душой я желала, чтобы в этот момент рядом со мной оказалась леди Ди, которая придала бы мне уверенности в себе или что-то посоветовала. Дос тоже бы не помешала. Она бы подтолкнула меня под локоть и шепнула: «Ну, давай, давай, не молчи. Тебе надо разговорить его. Постарайся». Но никого из них не было, я была одна. Отчаявшись завести разговор с собственным супругом, я принималась ворошить угли в камине, или усаживалась с книгой в кресло, или просматривала расписание тренировок, прикидывая, чем заняться завтра. Я старалась с головой уйти в работу, надеясь, что это поможет заглушить сомнения и тревогу. А тревогу, даже раздражение, вызывал не только Джок. Все вокруг мне не нравилось. Мебель в доме, необходимость вести счета и готовить еду, неизменный поцелуй перед тем, как лечь спать. Я убеждала себя: такова семейная жизнь, сотни, тысячи людей делают то же самое каждый день. Почему мне все это противно, все это не по мне? Почему?