Облетая солнце

Ни он, ни я не знали, как выразить то, что чувствовали в момент расставания. Я сказала, что буду скучать. А потом молча смотрела, как он поднимается в вагон, — он старался держаться прямо, не сутулиться. Мало ли кто увидит. Я чувствовала полное смятение. Я давно знала о том, что он уезжает, что нам придется расстаться. Но это было как будто далеко, не сейчас. И вот этот день настал. Я едва сдерживала слезы от отчаяния. Знал ли он, как сильно я его люблю? Как тяжело, невыносимо тяжело мне было потерять все, что мы с ним вместе создавали, что составляло нашу жизнь.

Носильщик в красной куртке протащил мимо меня огромный парусиновый чемодан, и я вдруг вспомнила, как давным-давно на таком же перроне, когда мне было четыре года, прощалась с матерью и братом. Я неотрывно смотрела на уходящий поезд, на черный дымок вдали, и мне казалось, мое сердце не вынесет разлуки. Дружба с Киби и его племенем помогла мне пережить потерю матери. Я приняла имя Лаквет и научилась жить в изменившемся мире. Это даже благотворно подействовало на меня — я выросла сильной, многому научилась. Куда подевалась та своевольная, непокорная девчонка, — мне казалось, ничего от нее не осталось во мне. Сколько новых трудностей мне предстоит выдержать, как я справлюсь с ними, пока отец будет вдалеке от меня. Когда он вернется и вернется ли вообще? На все эти вопросы я не имела никакого ответа. Черный от сажи паровоз скрипнул, готовый к отправке, и выдохнул сизое облако пара. Я вздрогнула, услышав его резкий гудок. Сердце болезненно сжалось — все. Вот и все, конец. Поезд медленно тронулся и стал отдаляться от станции. Отвернувшись, я медленно пошла прочь, внутри меня все дрожало.

Когда я вернулась в Нджоро, пошел дождь — впервые за целый год. Небо почернело, и сверху обрушился самый настоящий потоп. Казалось, он не прекратится никогда. Пять дюймов осадков выпало за два дня и, когда небо прояснилось, стало ясно, что засуха кончилась — земля покрылась ярким зеленым ковром. Разнообразные цветы распускались по всей долине. Воздух был насыщен ароматами раскрывшихся бутонов жасмина, кофе, терпким благоуханием эвкалипта и можжевельника. Кения спала, а дождь словно прошептал нам что-то и разбудил ее. Все, что казалось умершим, возродилось к жизни. Кроме нашей фермы Грин Хиллс, увы.

Глава 15

За все время, что я прожила в саванне, я практически ни разу серьезно не болела — ни малярией, ни другими опасными заболеваниями. Но после отъезда отца меня подкосил совсем другой недуг — отчаянная тоска. Я потеряла аппетит, практически не спала. Ничто меня не радовало, ничто не имело смысла. Джок же, напротив, словно возродился. Он суетился вокруг меня, засыпая меня рассказами о планах, о том, какое прекрасное будущее ждет нашу ферму и нас самих. На последних торгах он приобрел отцовскую мельницу, практически даром, и был несказанно рад этому. Я же ощущала почти физическую боль при мысли о том, что он планировал устроить наше процветание на костях отцовской фермы.

Единственным спасением, соломинкой, поддерживающей меня от падения в бездонную пропасть отчаяния, оставались лошади. Я занялась ими с удвоенным вниманием. Я приобрела точно такую же записную книжку в черном кожаном переплете, как была у отца, и тщательно фиксировала каждый день все, что происходило в конюшне. Упражнения, график кормления, зарплата грумов, оборудование и необходимые аксессуары, которые надо купить. В конюшне я организовала себе небольшую контору — наподобие той, что была у моего отца. Маленький стол, настольная лампа, на стене календарь с отмеченными на нем датами заездов. Каждое утро я вставала с первыми лучами солнца и совершала утреннюю прогулку верхом. Я пускала лошадь в галоп, надеясь, что меня это успокоит. Но ничего не помогало. Все настойчивее, точно пробудившийся в яйце птенец, в мою голову стучала мысль, зачем мне все это. Что я делаю? Чем занята? С этой мыслью я просыпалась, с ней засыпала, иногда в поту вскакивала ночью. Как покончить с этим несчастьем? Как освободиться?