– У меня еще осталось время. – К счастью, он снова уставился в газету и не видит, в каком я состоянии. – И я единственный человек, перед которым вы можете истерить сколько влезет.
Я не могу дать ему достойный отпор. Забыла, как это делается. И мне приходит в голову, что раз уж ситуация выскользнула у меня из рук, то пусть все остается как есть. Я делаю вид, что Ричарда нет в кабинете, а он, кажется, притворяется, что меня тоже тут нет и никто не мешает ему мирно читать газеты.
Игнорируя Ричарда, я пытаюсь свыкнуться со своим новым положением, как-то разместить все это в мозгу. Я не супергерой, как думала. Я совсем не та девушка, которой прикидываюсь. Я обхватываю лоб руками, ставлю локти на стол и искоса бросаю взгляд на Ричарда. «Ты здесь сумасшедший, а не я». Но четкие линии, разделявшие нас, бледнеют и исчезают, и я вижу здравомыслие и нормальность на его лице и безумие на своем.
Я смотрю на часы – проверить, сколько еще времени мне осталось с ним сидеть, – и вздрагиваю от неожиданно громкой трели телефонного звонка.
– Доброе утро. Сэм Джеймс.
Ричард отодвигает уголок газеты и внимательно наблюдает за мной.
– Это я, – устало выдыхает Рэйчел.
– Здравствуйте, Рэйчел. Что случилось? – Я разыгрываю представление и для Ричарда, и для Рэйчел. Мне кажется, я чувствую на лице свет прожекторов.
– Что у тебя там с заключениями ДПЗ? Ты уже составила резюме? Я не могу больше ждать. Брукс и Янг прислали мне бумаги две недели назад. Если ты с ними не закончила, мне придется заняться этим самой.
Вот мать твою!
– Нет-нет, я практически закончила. Что с ними делать дальше? Отослать в ДПЗ? Или отдать вам? Или… что? – Я начинаю судорожно рыться в ящике, вытаскивая свои заметки и складывая их в стопку. Пока еще я не решила, какое резюме мне написать на заключение о моем психическом здоровье и пригодности к работе. Как мне поступить? Сказать правду? Или солгать в официальной правительственной бумаге, как последней засранке?
– Просто занеси все папки и резюме ко мне в кабинет, когда закончишь. Сегодня утром мне звонил представитель ДПЗ – все прочие больницы и клиники Нью-Йорка уже все отправили. Мы не можем больше откладывать – это непрофессионально, у них создастся именно такое впечатление, и это непременно отразится на нашем финансировании. – У Рэйчел усталый, совершенно погасший голос. Она явно жалеет, что отдала мне заключения.
– О’кей, нет проблем. Я совсем скоро вам все при несу.
Она подавленно вздыхает и дает отбой, даже не попрощавшись. Я продолжаю держать трубку у уха, как будто Рэйчел еще что-то говорит, – не могу допустить, чтобы Ричард понял, что она просто оборвала разговор. Потом бодро щебечу «До свидания» и осторожно кладу трубку в гнездо. Последние пять минут сеанса Ричард читает газету, и на его лице не отражается никаких эмоций.
Сегодня Рэйчел назначила срочное собрание. Обычно она никогда так не делает. Ну, или крайне редко. Мы все должны быть в конференц-зале в 16:00, чтобы обсудить некий важный вопрос. Предполагается, что мы также должны закончить свои групповые и индивидуальные сеансы пораньше, чтобы не опоздать. Что за важный вопрос – я не имею понятия. Может быть, дело в заключениях ДПЗ? Меня выпрут с работы в присутствии всех членов медперсонала? Скажут, что я не могу лечить пациентов, и попросят освободить помещение? Я еще не отдала Рэйчел резюме. Возможно ли, что она уже обо всем узнала? Или мой диагноз был ей известен с самого начала?
Минуты тянутся медленно, как часы. Я то и дело поглядываю на циферблат и мысленно тороплю время – пусть унижение скорее закончится, и я смогу уйти и утолить – вернее, утопить – свои печали. В дверь стучат – быстро, лихорадочно – и мое сердце едва не останавливается. Не успев подумать, что можно было бы изобрести какой-нибудь предлог и не открывать, я распахиваю дверь – и передо мной стоит Джули. Она еле доходит до моего кресла для пациентов и падает в него. Ее бьет сильная дрожь.
– Что? Что случилось? – спрашиваю я.
– У нас общее собрание. Мы придем в конференц-зал, и Рэйчел нас всех уволит. – Джули совершенно дезориентирована; видимо, наслушалась самых разных сплетен, и в голове у нее помутилось.
– О чем ты вообще говоришь, Джули? Кого уволят? – «О господи, я была права, вот оно. Все всё знают».
– Я услышала это от Дэвида, он разговаривал по телефону со своим знакомым из ДПЗ. Такое уже бывало раньше. Когда они заканчивают с заключениями, если кто-то не проходит по результатам тестирований и собеседований, то учреждение реструктурируют или всех увольняют. – Джули буквально вибрирует от страха. Она ведет себя так, будто работа – это все, что у нее есть, и, если ее отсюда выкинут, она умрет с голода. На самом деле у нее есть трастовый фонд, средств в котором больше, чем у эндаумент-фонда какого-нибудь серьезного коллежда. Что бы ни случилось, Джули благополучно приземлится на обе ноги, обутые в туфли от «Маноло Бланик». Но предполагается, что эта информация мне неизвестна, поэтому я ей подыгрываю.