Обман

Этот отчет – не результаты вскрытия. Здесь нет подписи судмедэксперта. Это просто дополнительный документ, который подшивают к остальным, когда случается что-то серьезное. Вроде драки, или вызова скорой, или попытки самоубийства. Или самоубийство. Пальцы невольно мнут страницы, а слезы оставляют на них сморщенные пятна. Причина смерти – суицид. Из описания я узнаю то, о чем Рэйчел умолчала на собрании. Эдди повесился. Он отогнул металлическую скобу, скрепляющую швабру, вытащил все длинные серые витые шнурки, связал их вместе и сделал веревку. Один конец он приладил к крючку в кладовке, а из другого соорудил петлю и надел себе на шею.

В ширину кладовка не больше ведра для швабры. Ноги Эдди были в ведре, а руки в карманах. Он согнул колени, чтобы не касаться края ведра. На шее была обнаружена фиолетовая странгуляционная борозда. Эдди умер в результате асфиксии. Он не сломал шею, так что смерть была не мгновенной. Он висел в петле и смотрел, как стены кладовки медленно темнеют. И не сделал ни одного движения. Никак не боролся с подступающей тьмой. Кроме швабры, все остальные предметы в кладовке, согласно отчету, были на своих местах. Эдди ни до чего не дотронулся. Наверное, он не хотел, чтобы кому-то потом пришлось за ним прибирать. Замок на двери не был вскрыт или сломан; кто-то просто ее не запер. И кто-то за это обязательно заплатит.

Мои руки падают на колени, комкая отчет. Эдди пришел ко мне за помощью, а я его прогнала. Я сказала «нет». Я сказала «нет» человеку, который всего лишь хотел, чтобы я его послушала. И не важно, были его рассказы правдой или выдумкой. Ему было нужно, чтобы его выслушали, а я его прогнала. Я сказала «нет»… Я сказала «нет»…

Я фальшивка. Никакая я не золотая девочка. Не героиня отделения, спасающая день за днем больные души. Я гребаная актриса, которая прекрасно играет свою роль. И я позволила человеку, живому человеку, проскользнуть в щель, и он умер один, рядом с грязным ведром, покорно и побежденно сложив руки в карманы, в сраной кладовке, потому что какой-то говнюк оставил дверь открытой.

Я вдруг чувствую что-то похожее на острый укол в шею, и на меня наплывает дурнота. О господи. Неужели это я забыла запереть дверь кладовки, когда брала оттуда вантуз? «Боже мой! Что я наделала!» Я со стоном валюсь на ковер, вою, молю о прощении. Я презираю себя за это хныканье, но не могу остановиться.

Я снимаю с себя левую туфлю и изо всех сил швыряю ее в дверь. Она отскакивает на пол с громким стуком. Тогда я снимаю вторую и бросаю ее тоже. Стаскиваю с кресла сумку, она падает, я вываливаю на пол содержимое, думая, что бы мне еще кинуть. Нащупываю жестяную банку с леденцами, и она взрывается, врезавшись в дверной косяк. Весь кабинет теперь засыпан маленькими белыми кругляшками. «Фальшивка. Я – гребаная фальшивка». Пачка бумажных носовых платков не создает никакого шума и поэтому не приносит удовлетворения, а наушники выбросить нельзя. Книга! Я встаю и беру в руки тупой роман, который еще не закончила, и яростно отрываю обложку, так мне не терпится метнуть ее в стену. Но я передумала. Вместо этого я выдираю страницы, сначала по одной, потом целыми пуками, злобными пуками дерьма.

«Эдди! Прости меня! Я должна была быть с тобой. Я должна была быть с тобой».

Тонкие листки дешевой книжонки в бумажной обложке прилипают к мокрым ладоням. Колени подгибаются, я сползаю на пол и хватаюсь за голову. К волосам прилипают клочки бумаги, но я не замечаю. Я выдохлась. Еще несколько тяжелых, панически-быстрых вздохов, и я, откашлявшись, сплевываю сгусток слизи в корзину для бумаг и чуть-чуть успокаиваюсь. Ложусь на пол, чтобы немного отдохнуть. Мольбы о прощении, которые уже никому не нужны, и пугающая пустота «никогда» постепенно находят пещерки в моем мозгу и устраиваются там. В этих местах я прячу воспоминания, с которыми не могу справиться. Я концентрируюсь на дыхании, и вскоре блаженный туман наполняет голову.

Прямо у себя перед носом я вижу завиток, выбившийся из ковра, и мгновенно концентрирую на нем все свои мысли и внимание. На него падает солнечный свет и подчеркивает, усиливает яркость бордовых и фиолетовых нитей. На самом деле ковер и бесцветный, и многоцветный одновременно. Я надавливаю на завиток большим пальцем, отпускаю – и он снова выпрямляется, как крошечная пружинка. Я проделываю это снова и снова – и всякий раз завиток встает, непобежденный. Этот малюсенький штопор не даст себя убить. Я встаю на колени и наклоняюсь к нему как можно ниже. Даю ему щелбан – и он в который раз встает на место, как клоун-неваляшка. Обматываю его вокруг пальца, и мое дыхание становится нормальным. Я вытираю слезы и высмаркиваюсь. И никак не могу отвести взгляд от коврового завитка. Я поглаживаю его, ласкаю, защищаю, и вдруг, сама не знаю почему, начинаю хохотать. Я смеюсь над бордово-фиолетовым завитком и называю его Эдди.

Раздается тихий стук в дверь, и мне кажется, что у меня начались галлюцинации. Стук продолжается – медленный, настойчивый. Так всегда стучит Эдди.