Обманщики

Потом мы шли по лестнице вверх, где-нибудь в старом доме без лифта на Кропоткинской. В таких домах в огромных старых коммунальных квартирах жили мои друзья-философы, и у них собирались наши самодеятельные семинары и кружки. Таня шла впереди, а я смотрел на ее круглую попу – как она движется под тонкими брючками, так что справа и слева видны перетяжки от трусиков.

Довольно скоро я заметил, что она всегда ходит в одних и тех же брючках, и свитер у нее тоже всегда один и тот же, и сапоги со сбитыми каблуками; в общем, бедная девочка – бедная в самом простом смысле слова.

Я смутно и слегка хотел ее. Слегка и смутно – потому что душа моя в общем и целом была занята. Я страдал от того, что меня не любила моя страстно обожаемая жена Кира. Но Таня мне все равно нравилась.

Иногда – именно в те минуты, когда мы поднимались по крутой лестнице и Танина попа двигалась у меня прямо перед лицом, – я внезапно, буквально на полсекунды, думал, что не худо бы ее поиметь, Кире в отместку. Я даже воображал себе, как это может быть. Вот прямо тут, на лестнице, на широком крашеном подоконнике лестничного окна. Чтоб она уперлась руками в подоконник. Стянуть с нее эти трогательные заношенные бархатные брючки, и вперед.

Поэтому я время от времени звал ее с собой на эти семинары.

Она была довольно милая внешне – небольшая, чуть полноватая, но очень скульптурная. С нежнейшими щеками и шелковыми волосами, стянутыми в тургеневский пучок. С таким же тургеневским пробором посередине.

Однажды она мне позвонила. Мы поговорили о том о сем, а именно, вы не поверите, об Альфреде Тарском – потому что его идеи «семантической истины» мы разбирали на недавнем собрании домашнего философского кружка и еще его любил наш профессор Горский, настоятельно рекомендовал читать, – а потом я сказал:

– Скучно так болтать. Ты приезжай ко мне в гости.

Она спросила:

– А что у тебя есть?

– В каком смысле?

– Вот у Киры, например, есть такая пластмассовая труба, вроде шланга от пылесоса, – объяснила Таня. – Если ею быстро вертеть в воздухе, она начинает петь. В смысле звучать. А у Женьки Мартыновой есть картина художника Пивоварова. А у тебя дома что есть?

Я ужасно разозлился.

– У меня дома вообще-то куча интересных вещей, – сказал я. – Картины художников не слабей Пивоварова. Много фотографий с надписями на память от знаменитых артистов. Путеводитель по странам мира 1617 года издания. Коллекция колокольчиков, поддужных и настольных. И так далее. Правда, поющей пластмассовой кишки нету. Но это неважно. Потому что у меня не краеведческий музей. Единственное, что могу предложить – собственную персону с чаем и бубликами. Неинтересно? Тогда извини. Привет, пока!

Повесил трубку и плюхнулся на диван, искренне возмущенный таким потребительским отношением.

Потому что я представил себе этот бестолковый визит. Она придет, я ее буду поить чаем, показывать разные книги и колокольчики, потом попробую обнять, она сначала будет обниматься в ответ, может быть, мы даже начнем всерьез целоваться; а потом она зарыдает и скажет, что ей стыдно перед Кирой… Тьфу!