Она с немалым удивлением уставилась на меня. Вероятно, ожидала некой мировой катастрофы. Падения небес, огненного дождя и великого потопа в одном стакане. Мор, глад, трус и трубы архангельские. Но — ничего не происходило. Некоторое неудобство — и всё.
Я старательно не шевелился, развлекаясь сменой выражений на её лице и веселясь в душе.
— Ну что? Не страшно? Я ж говорил: со мной боятся — не надо. Ибо — бестолку. И не больно. А почему? — А потому что сама. А вот если бы я тебя… вот такими граблями намозоленными… не видя, не чуя, не разумея… Слушайся Зверя Лютого — жить будешь веселее.
Я похлопал её по локотку, намекая на необходимость убрать ручонку, зажатую между нашими телами. Когда она исполнила и напряжённо замерла, стараясь не пошевелиться, не сдвинуться хоть бы на долю миллиметра, чуть надавил на её горло, на ключицы. Поглаживая и придерживая девкин крестец, успокоил фольком:
— На Руси говорят: «грех — в мех, благословение — в торбу». А ты гладенькая — меха-то нет. Стало быть, без греха.
Она постепенно, по миллиметру сдвигалась вниз. Ощущая усиление моего давления. И на своём горле, и у себя между ног. Мягкие ткани постепенно сжимались, сминались… Страх неизвестного, непривычного нарастал… хотя — вдовица же…
Нервы у неё не выдержали:
— Ах! Нет! Нет!
Панический рывок был рефлекторно погашен моим захватом. Придавил костлявый крестец. Ну, какой попался. Даже с некоторым избытком. Ну, извини. Она взвизгнула напоследок, ощущая наше несколько изменившееся… взаимное положение в пространстве.
А ощутимо — вблизи. Что может более «близко», чем «внутри»?
Интересно — а что они чувствуют? С той стороны? «На том конце замедленного жеста»?
У нас тут «жест»… ну очень замедленный. Я бы назвал его «проникновенным». Но это — мания величия. Полу-проникновенный — максимум.
С жалостливым выражением она начала проситься:
— Отпусти. Пожалуйста. Он у тебя… такой большой. Твёрдый. Не влезет. Порвёшь меня.
— Ты жмёшься. С испуга. Потому и больно. Я ж тебе говорил — не бойся. Не спеши, растянешься. Ты же баба, у тебя внутри человека целиком можно поместить. Перед рождением его. Расслабься. Отпусти себя. Отдайся. В волю мою. И всё будет хорошо.
Ну, типа — «да». Женский оргазм возможен только при полном отключении женских мозгов. У мужчин… мозги-то работают. Но уже мало чем управляют.
Несколько мгновений она непонимающе смотрела на меня, выбирая: то ли — расплакаться, то ли — драться, то ли — смириться. Вариант «добросовестное сотрудничество» даже не рассматривался. Потом закрыла глаза и, полагая, очевидно, что я её не вижу, поскольку она не видит меня, начала гримасничать, выражая свои ощущения и опасения, на каждом миллиметре своего сползания по мне. Или — моего проникновения в неё. Что, в данной конкретной геометрии — жёстко взаимосвязанные процессы. Насколько жёстко — сам чувствую.
Придётся Ипаю немелкий счёт выкатить. За предэксплутационную подготовку, обкатку и растяжку…
«Бонус от фирмы — скрытый тюнинг».
Она оперлась руками мне в грудь. Потом решила, видимо, что такая поза символизирует слишком большое её соучастие в происходящем — переставила ладошки на ткань коврика по обе стороны. И замерла. Уткнувшись носом мне в кость грудины. Почти не дыша. С плотно сжатыми веками.
Нашла чего-то? Услыхала? — Там, кроме стука моего сердца, ничего нет. Может, унюхала? — Так я, вроде, только что помытый…
Как-то мне это становится… скучно.
— Ты так спать собралась? Елозить-то когда будешь? А то баня выстынет.
Она понимала моё неудовольство, но совершенно не представляла своих возможных действий. Пришлось снова ухватить её за подбородок и, потихоньку поднимая над собой, привести к более вертикальному положению. Где она и замерла. Хлопая глазами, не видя меня — вся в себе.
Даже знаю где конкретно.
Что-то мне такое… «долговременное полупогружённое» состояние — удовольствия не доставляет.
«Ни — тпру, ни — ну», «ни богу — свечка, ни чёрту — кочерга» — русский фольк даёт массу описаний подобного. Не могу сказать, что «полупогружённость» есть основная форма пребывания русской нации… в разных областях деятельности… но, явно, встречалась часто — фольк фиксирует типовые ситуации.
Ещё: «ни — два, ни — полтора». Но здесь другой случай — ещё и «одного» нет.
Мне, как прогрессору-попандопуле, надлежит негативные типичные явления — изживать. Что я и сделал. Конкретно — двинул тазом. Своим, а не банным, если кто так подумали. А то надоела такая… «ни жива, ни мертва».
Она вскрикнула и снова «пала мне на грудь».
— Не надо! Пожалуйста! Больно. Режет внутри… будто ножом по живому.
Вот оно — многообразие жизни!
В Сарове мужички с мертвецов горелых блестяшки сымают, на Дятловых горах кирпичники затылки вокруг печек чешут, а я тут, в который раз, оглаживаю девку по спинке. И благостно увещеваю: