Обняться, чтобы уцелеть

И снова, как и в Лондоне, послышался явственный бой часов. Дернулись, заколыхались, сами собой задвинулись тяжелые занавеси на окнах, и в спальне вдруг стало очень холодно и абсолютно темно, несмотря на то что до поздних майских сумерек было еще далеко. Тьма была удивительно густой, она словно обволакивала, душила и ослепляла, и Голубев даже не мог бы сказать с уверенностью, что же произошло на самом деле — действительно стемнело или он на миг потерял сознание? Во всяком случае, когда он пришел в себя, то тут же зажмурился от яркого света и лишь через некоторое время смог различить, что внезапно ослепившее его сияние исходит от множества свечей, неизвестно откуда взявшихся в комнате. Он неподвижно стоял на том же месте, недалеко от двери, и взволнованно наблюдал, как отражения в зеркале медленно-медленно приближаются друг к другу, на мгновение соприкасаются, сливаясь в непонятное единое целое, и так же медленно начинают раздвигаться вновь, но уже в другую сторону. И странно — хотя ему казалось, что это действо длится довольно долго, взглянуть в этот момент на самого себя и узнать, как же он выглядит сейчас, Леонид не успел. Он сделал это уже только тогда, когда превращение окончательно завершилось, и, опустив голову, ошалело осматривал и ощупывал свои собственные руки, ноги, живот… Потом он поднял взгляд и с удивлением обнаружил, что зеркало словно заволокло изнутри черной непрозрачной пеленой.

— Подойди сюда! — раздался оттуда чей-то властный голос.

Голубев сделал несколько нетвердых шагов, но бывший масон, вновь вернувшийся в тело Кирилла, его опередил и приблизился к зеркалу раньше. И тут взору Леонида предстала картина, которую он не смог бы забыть до конца своих дней. Из зеркала в комнату вдруг высунулось множество рук — мужских и женских, тонких и крепких, обнаженных и прикрытых рукавами разноцветной одежды. И все эти руки почти одновременно вцепились в завопившего от ужаса Глеба Серебряного, подхватили его, оторвали от пола и, несмотря на его отчаянное сопротивление, утащили прямо сквозь черное матовое стекло.

Некоторое время зеркало еще оставалось непрозрачным, а потом медленно прояснилось. В нем постепенно стали проступать очертания комнаты, а потом и отражение его, Леонида — самого что ни на есть настоящего Леонида Голубева, пятидесяти теперь уже восьми лет от роду, взъерошенного и, судя по выражению лица, насмерть перепуганного.

— Это все? — тихо спросил он у своего отражения.

— Все, — кивнуло оно в ответ.

Первое, что он сделал, — это открыл окно: в комнате отчетливо пахло паленым, хотя свечи исчезли. А потом поспешил к пульту связи с охраной.

— Вызовите «Скорую», моему гостю стало плохо. И ко мне сейчас должна прийти Ксения Волжанская.

И тут же принялся набирать номер мобильного Ксю. Она появилась практически мгновенно и замерла в дверях, во все глаза глядя на него:

— Теперь ведь ты — это ты? Да?

— Теперь я — это я… — Он почему-то не решался приблизиться к ней, и она сделала это сама.

— У тебя теперь твои глаза, твое лицо… — Она испуганно оглянулась по сторонам: — А где этот?

— Его больше нет.

— Он исчез насовсем?

— Да, Глеб исчез. Осталась лишь внешняя оболочка — тело Рощина… — Леонид показал на лежащее тело Кирилла. — Я вызвал «Скорую».

— Я помогу, — спокойно сказала Ксения.

Через два часа тело Кирилла Рощина увезли в морг. Врачи «Скорой» зафиксировали в своих бумагах типичный «раковый интоксикоз».

— Что же, — вздохнула Ксения. — Значит, Кирилла Рощина больше нет… Жаль. Я даже по-своему привязалась к нему.

— Да, его больше нет, — отвечал Голубев. — Но я в отличие от тебя совершенно об этом не жалею.

— Вот как? — Ксения задумалась, потом вздохнула. — Покажи мне свою хваленую квартиру, а то я столько уже про нее слышала, а еще ни разу не видела.

Вдвоем они совершили небольшую экскурсию по дому.

— А это и есть то самое зеркало, да? — Ксения с некоторой опаской потрогала резную дубовую раму, будто боялась, что из-за стекла кто-то выскочит.

— Да, это оно, — подтвердил Леонид.

Они стояли рядом, их отражения были так близко друг к другу… Ксюша с интересом рассматривала Голубева через зеркало.

— Вот наконец-то передо мной тот, кого я всю жизнь ждала, — тихо проговорила она.

— Старый, обрюзгший и с животом? — усмехнулся он.

— Господи, ну какой же ты дурак, хоть и царь! Что это за возраст, право, для мужчины — пятьдесят восемь?!

— Но неужели ты готова любить меня такого! — недоумевал он.

— Как же ты не понимаешь элементарных вещей! Для меня ты — это всегда ты.

Он обнял ее, и она первая его поцеловала. Леонид расслабился, но тут его взгляд случайно наткнулся на зеркало, в котором отражались они с Ксенией и большая кровать у противоположной стены. Ему тут же ярко вспомнились «живые картины» с участием Инессы, которые так охотно демонстрировало ему в последнее время зеркало… А вдруг ему вздумается повторить то же самое с Ксенией? Нет, ни за что на свете!

— Что с тобой? — Она немного отстранилась и с тревогой поглядела на него. — Что-то не так? Ты плохо себя чувствуешь?