Оборванные нити. Том 3

— Не ошибся, — усмехнулся Саблин. — Воскобойников очень хороший и очень опытный специалист, он произвел послойное исследование мягких тканей шеи и нашел неоспоримые доказательства того, что в это место был нанесен удар тупым твердым предметом. А тому, что написано в книжках, не верьте. Там много всякой ерунды пишут. При ударе в рефлексогенную зону, если этот удар нанесен профессионально, никаких следов на коже не остается.

— Жаль, — казалось, следователь искренне огорчился, — а то можно было бы усомниться в том, что преступление совершено именно таким способом. Тогда проще убедить руководство, что убить Вихлянцева мог кто угодно, не обязательно человек с медицинским образованием.

— А зонд? — безнадежно спрашивал Саблин. — Куда вы его денете? Или у вас есть чем его заменить?

— Ну, тут я бы выкрутился. Вы же сами сказали, что остались ссадины, потому что зонд вводили неумело, грубо. А у вас большой опыт в этом деле, вы несколько лет в реанимации проработали. Если бы зонд вводили вы, то никаких ссадин не осталось бы.

— Резонно. Кстати, если бы зонд вводил я, то ссадин действительно не осталось бы, и вы никогда в жизни не догадались бы, что Вихлянцев не выпил всю эту водку сам, а ее влили ему в желудок.

Эти беседы со следователем, именуемые допросами свидетеля, повторялись несколько раз с небольшими вариациями. В конце концов Саблин не выдержал:

— Долго это будет продолжаться? Мы с вами переливаем из пустого в порожнее. Вы мне задаете одни и те же вопросы, я вам даю одни и те же ответы. Может, пора уже поискать других подозреваемых?

Следователь не стал кривить душой и сказал все как есть:

— На меня давит руководство. Они хотят, чтобы виновным в убийстве оказались вы, Сергей Михайлович. Вы им чем-то очень досадили или помешали, уж не знаю чем, но с меня требуют вполне определенный результат. А я человек служивый, подневольный, я обязан слушаться, если хочу еще пожить и поработать.

— Кто именно из руководства? — спросил Сергей. — Зампрокурора по следствию Журенко?

Следователь отвел глаза.

— Ну да… — выдавил он. — И не только он. Все, Сергей Михайлович, больше ничего не скажу, так что и не спрашивайте.

После третьего допроса Саблин почувствовал себя на грани отчаяния. Все складывалось — хуже некуда, и в Бюро, и с этим гребаным следствием. И никакого просвета.

Он решил заехать в спортбар на Пролетарской, к Максиму. Все равно уже седьмой час, рабочий день в Бюро давно закончен, и возвращаться туда смысла нет. Конечно, дел у него как у начальника невпроворот, но он так измучен, что нет никакого желания ими заниматься, хотя и понимает, что надо. Но если он сегодня не расслабится хоть чуть-чуть за парой пива и разговором с Максом, то завтра он окажется уже окончательно непригодным ни к работе в Бюро, ни к тому, чтобы сопротивляться попыткам следователя и его руководителей навесить на Саблина убийство.

Максима в баре не было, администратор сказал, что арт-директор появится где-то через час. Саблин заказал пиво, какую-то немудреную еду и погрузился в размышления о Вихлянцеве. В общем-то, следствие можно понять: действительно, единственным врагом убитого был он, Сергей Саблин. Больше никому в Северогорске этот человек ничего плохого не сделал. Или сделал? Может быть, что-то, связанное с его жизнью вне Бюро? Или вообще хвост тянется из областного центра, где Вихлянцев работал до того, как появился здесь? Мало ли, где и с кем он мог накосячить…

А могло быть и вообще не так. Бывают же убийства безмотивные, законники называют их «совершенными из хулиганских побуждений». Просто так взяли и убили Юру Вихлянцева. Может, лицо его не понравилось, может, отказал в просьбе дать закурить, да мало ли как могло обернуться… Убили первого попавшегося. Разработали в теории метод убийства, начитались какой-нибудь литературки и решили попробовать. Подыскали человечка, первого, кто попался. Всего-то и нужно было: познакомиться, напроситься в гости и принести с собой желудочный зонд и побольше водки. Вот и вся премудрость. Где берутся идиоты, которые способны убить человека из чистого любопытства, это уже другой вопрос, но то, что таких идиотов полно, — установленный факт. Да взять хоть того неуловимого отравителя, который использует рицин! Ведь совершенно очевидно, что потерпевшие, погибшие от этого страшного яда, друг с другом незнакомы, никаких общих дел у них не было, нигде их пути не пересекались, стало быть, они в качестве жертв были выбраны случайно.

А вот интересно, каким надо быть, какой структурой личности обладать, чтобы принять такое чудовищное решение: убивать людей из чистого любопытства, из интереса? Правда, у Раскольникова тоже был интерес, он убийство процентщицы совершил для того, чтобы решить для себя свой личный вопрос, но Достоевский хотя бы объяснил, что это был за вопрос и почему он мучил Родиона Романовича. А в случае с рицином? Почему? Ответ на какой вопрос искал, а возможно, и продолжает искать неведомый отравитель? И есть ли у него этот вопрос вообще? Может быть, им движет что-то совсем другое, но что?