Стоило ему отнять руку от раны, позволяя мне взглянуть на нее, я поняла, что царапиной дело не обошлось, однако, пока Кудшайн зажимал рану, кровоточила она не слишком скверно. Оторвать бы лоскут от юбки да наложить повязку… но юбка осталась в реке (а Туизл – это, знаете ли, Туизл: тканью, побывавшей в его водах, к открытым ранам лучше даже не прикасаться). Оглядевшись в поисках чего-либо подходящего, я осознала, что Аарон Морнетт по-прежнему привязан к креслу, а на мне – только вымокшие насквозь панталоны.
Впрочем, глаза он – думаю, из соображений приличия – держал закрытыми. Я подошла поглядеть, не найдется ли при нем носового платка или еще чего-нибудь в том же роде, но в этот самый миг внезапный топот, донесшийся от дверей, с Фибула-стрит, возвестил о прибытии констебля Коррана во главе отряда из еще дюжины полисменов. Метнувшись за кресло Аарона, я заслонилась им, точно фиговым листком – вот отчего все мы являли собою столь странное зрелище, когда на поле боя ворвалась кавалерия.
Только теперь, с большим запозданием, я понимаю, что все это не слишком похоже на бесстрастное изложение фактов, которое, надо думать, имелось в виду под письменными свидетельскими показаниями, но, на мой взгляд, описание происшедшего получилось абсолютно точным, а составила я его, будучи осведомлена: в случае приобщения сих показаний к делу сознательное включение в оные сведений ложных или недостоверных карается по закону.
5 акиниса 5662 г.