Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга первая. Встречи и знакомства

– Так при всём. Эти чудные имена Марлене и её отцу Фридриху достались старанием деда с бабкой. Дело давнее. Они были обычные русские крестьяне по имени Макар и Лукерья. Познакомился Макар с Лушкой на занятиях в каком-то коммунистическом кружке. Должно быть, готовились в партию. Сблизила их любовь к Энгельсу, вернее к его трудам. Почему их зациклило на нём, теперь не узнать, но они оба считали его главным из основоположников. Возможно из-за красивой бороды. А может потому, что из всех классиков он единственный изъяснялся понятным языком. Для малограмотных Макара и Лукерьи это имело значение. Из-за этого странного уклона в партию их не приняли, но они не изменили своему кумиру, и твёрдо ре шили назвать своих сыновей, по мере их появления, Фридрихом и Энгельсом. Подкачал Энгельс, родившийся девочкой. Пришлось назвать её Энгелиной, что стало источником недоразумений, её всё время пытались записать Ангелиной, полагая изначальный вариант ошибкой. Тема Энгельса в именослове исчерпалась, и они перешли к другим вождям. Планировали ещё одного сына назвать Бухарем, в честь Бухарина, но того объявили врагом народа. Тогда они назвали его Сермикиром, что есть сокращение от С. М. Кирова. Тут они угадали. Досталось и внучкам. По паспорту старшая сестра Марлены Кларцетка, в честь Клары Цеткин, хотя все знают её как Клавку. А имя Марлена есть производное от Маркса и Ленина.

Директор рассмеялся, и сквозь смех сказал,

– Господи, я ведь всё время считал её немкой.

Затем уже серьёзно сказал,

– Тут вот мне главный инженер передал бумагу из вашего отдела. Предложения, так сказать, по улучшению.

Павел ответил спокойно,

– Да, я слышал про это. Ребята, наверное, посчитали меня ретроградом, и решили идти напрямую, через голову. Молодость, энтузиазм.

– Почему вы говорите о ребятах? Подпись одна.

Насмешливо глядя Льву Ефимовичу в глаза, Павел произнёс,

– Ну, что вы? Такие документы всегда плод коллективного творчества. Соавтор не подписался из скромности, но я его знаю.

– Даже так?

– Именно. Плохой бы я был начальник, если бы не знал, что происходит в отделе.

От двусмысленности разговора директору стало неуютно, и он его быстро закончил,

– Ну, раз так, то вам и решать, Павел Иванович. Возьмите бумаги, просмотрите, и если есть что-либо заслуживающее внимания, то доложите.

– Несомненно.

Попрощавшись, Павел вышел из кабинета. Секретарши на месте не было.

Весь этот технологический бред на десяти листах никто не читал. Не собирался это делать и он. Зайдя в свою конторку, он вызвал Веню. Тот зашёл и стал в расслабленной позе. Увидев знакомые листки на столе, он забеспокоился, но заносчивого выражения с лица не убрал. Кивая на бумаги, Павел спросил,

– Так ты у нас стал рационализатором?

– А чё такого. Имею права.

Павел видел перед собой двадцатитрёхлетнего балбеса с психологией четырнадцатилетнего подростка. А обрабатывать таких он умел. Подойдя вплотную, к ничего не подозревающему Вене, Павел нанёс ему резкий удар под дых. Веня сразу вошёл в состояние «грогги», и утратил свой заносчивый вид. В этом состоянии сохранять спесивое выражение лица невозможно. Из-за сбитого дыхания он не мог даже заорать. Но он сдавленно взвыл, когда, не дав ему передышки, сильная рука схватила за правое ухо и очень больно потянула наверх. Веня забалансировал на цыпочках и, хватаясь за Павла, потянулся вслед за ухом. Увидев разъярённый взгляд начальника, Веня понял, что его тупо бьют, как жертву в боевике, подвешенную на цепях, только здесь роль цепи играла железная рука, вцепившаяся в ухо. Именно тут он понял, что фильмы врут. В жизни это больно и страшно. Веню охватил ужас, а голос Павла бил по мозгам,

– Ты почему подписал бумаги, в которых ничего не смыслишь? Отвечай кретин пустоголовый!

– Ай, больно!

– Кто тебя учил подписывать не читая? Совсем ничего не соображаешь? Эта вошь в очках использовала тебя как презерватив. Теперь он в стороне, а ты под прессом.

– Ой–ой! Я не знал.

– И себя, и Льва Ефимовича на посмешище выставил. Вбей в свой пустой котелок, наконец, что здесь не школа, а серьёзное производство. А ты на ответственной должности, и твоя подпись много значит. Следующий раз подпишешь что-нибудь, а тебя в тюрьму. И хорошо, если у матери хватит денег тебя выкупить.

В этот момент Васильевна, женщина в годах, пришла за какой-то надобностью и открыла дверь. От увиденной картины она выпучила глаза, и бегом ретировалась на место. Лариса это заметила, подбежала, и спросила,

– Что там?

– Жуть! Павел Иванович Веньку за уши дерёт.

Лариса кинулась было посмотреть, но Васильевна её одёрнула,

– Не вздумай! Попадёшь под горячую руку, он дикий сейчас.

Увидеть Павла Ивановича в дикости, было давней мечтой Ларисы, но пока она решалась, действие закончилось.

Веня был в панике, и до него доходил лишь общий смысл, а именно, что он сделал нечто плохое для всех, и, в первую очередь, для себя. Учась в школе и после, Веня преподавателей нисколько не уважал, и считал пустым местом. Если кто-то и делал ему замечания, или даже поругивал, то он докладывал маме, и она на следующий день давала всем дрозда,