Читаем Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы полностью

Первые дни наблюдения ничего не дали. Ермил вёл размеренный, и почти праведный образ жизни. Пил редко и мало. Дом, работа и никаких любовниц. Но вскоре Родион сказал Максиму,

– Придумал. Надо вечерком заманить его к Наде Чеканутой. Она всего через двор от него живёт. А та ему устроит весёлую жизнь. Просто так он оттуда уже не выберется.

– Что она ему сделает? Он мужик здоровый.

– Вот ты, Максим, держишь меня за тупого, а сам такой и есть. Причём здесь его здоровье? А то ты не знаешь Надю! Зачем ей с ним драться? Увидит его во дворе, и заявит, что он пришёл её насиловать. И попробуй потом откреститься от этого. А может ещё что-нибудь придумает, у неё фантазия богатая. Ей ведь только повод дай, потом не расхлебаешь.

– Это точно. А как его туда заманить?

– Придумаем. Дело техники. Главное, что план теперь имеется.

Ребята и до того знали кое-что о жизни старшего конюха. Была у него маленькая слабость. Каждую среду вечером после работы Ермил, как по расписанию, шёл не домой, а на МТФ к своему куму Петренко, работавшему там скотником. В корпусной бытовке они выпивали по маленькой, часа полтора болтали о том, о сём, а потом расходились по домам. Маленькой в обиходе называлась поллитровка вина, в отличие от большой, то есть восьмисотки, которую иногда звали «бомбой». Естественно, что в среду наблюдение было особенно тщательным. Максим следил за Ермилом во время посещения кума Петренко, а Родион сидел в засаде недалеко от его дома, спрятавшись за соседской лавочкой. Подходя к своему дому, Ермил, бывший слегка навеселе, проговорил самому себе,

– Вот и мой беленький заборчик. Сейчас борща, и отдыхать.

Вечер был тихий, и Родион хорошо расслышал эти слова. Забор у Ермила действительно выделялся белым цветом среди других синих и зелёных заборов. Причём окрашен он был не какой-то там извёсткой, а хорошей белой краской. Он был отличным ориентиром в ночной темноте. Когда Ермил зашёл в дом, Родион вылез из засады, отошёл подальше и свистнул Максиму. Появившемуся из-за угла приятелю Родион сказал,

– Всё. Идея готова. Через неделю провернём. Завтра днём кое-что уточним, и будем готовиться. Время хватит.

Ребятам был известен Надин характер. На нём и основывался предстоящий розыгрыш. Основным элементом техники исполнения был забор. На следующий день заборы были тщательно исследованы. Штакет был разного размера, но было видно, что заборы мастерил один плотник, потому что калитки были одинаковой конструкции с одинаковыми щеколдами. Это сильно упрощало задачу. Возле Ермиловой калитки стояла простая лавочка – доска на двух вкопанных в землю столбиках. Возле Надиной калитки не было ничего. Во дворе у Нади обитал злой кобель с незатейливой кличкой Барбос.

Подготовка к операции была скрупулёзной. Для дела требовалось много белой бумаги. Друзья разжились ею вполне легально. Они сходили к тёте Тане Сидорчук, работавшей в клубе уборщицей, и попросили у неё старых плакатов и транспарантов, якобы для пионерской надобности. Тронутая серьёзным отношением к пионерским обязанностям, тётя Таня отвела их в клубную подсобку, где они с запасом набрали бумажных рулонов. Ребят интересовала обратная сторона плакатов, которая была вполне белой, а местами даже с глянцем. Рулон чёрной технической бумаги они позаимствовали на ближайшей стройке. Из двух чурбачков и доски сколотили бутафорскую лавочку. Оклеенная белой бумагой, она стала очень похожа на настоящую. Транспаранты изрезали на нужное количество полосок по размеру штакета. На эти дела ушло два дня. Затем с утра пошли на ферму, и из прачей набили с десяток жирных голубей, так называемых «дикарей», живущих на чердаках корпусов. Ощипали и сварили их в старом ведре на костре. Когда стемнело, Родион отправился приручать Надиного кобеля этим мясным деликатесом. Вскоре он стал лучшим другом Барбоса. Слежка показала, что всё благоприятствует задуманному предприятию, даже отсутствие на небе полной луны. Супруга Ермила с наступлением темноты из дома не выходила. Надя спускала Барбоса с цепи, и тоже запиралась. Но главное было в архитектуре. И то, и другое жилище, по тогдашней моде, представляло собой невысокий шелёванный флигель с верандой и простеньким крылечком об одну ступеньку. Днём их было не спутать, дома отличались множеством деталей – ставнями, фронтоном, и окраской. У Ермила дом был зелёный, а у Нади синий. Но в потёмках эти нюансы были незаметны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное / Современная русская и зарубежная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза