Билли страшно злилась на Лена Росса. Пост замдиректора по науке должен занять лучший ученый, а не тот, кто лучше умеет очаровывать спонсоров! Она все еще кипела от ярости, когда после обеда секретарша директора клиники попросила зайти к нему в кабинет.
По профессии Чарльз Силвертон был финансистом, однако хорошо понимал нужды ученых. Управляющий фонд ставил перед клиникой две задачи: облегчать течение психических заболеваний и их исследовать. А Силвертон свою задачу видел в том, чтобы решать административные и финансовые вопросы, не отвлекая медиков от работы. Билли он нравился.
Кабинет Силвертона располагался в бывшей столовой викторианского особняка: здесь сохранились камин и роспись на потолке. Хозяин кабинета жестом пригласил Билли сесть и начал разговор:
– Вы видели сегодня утром людей из Фонда Соуэрби?
– Да. Лен показывал им стройку, и я к ним присоединилась. А что?
Вместо ответа он продолжал:
– Вы не сказали ничего такого, что могло бы кого-то из них задеть?
Билли нахмурилась, припоминая.
– По-моему, нет. Мы говорили только о новом крыле больницы.
– Знаете, я действительно хотел, чтобы должность замдиректора по науке досталась вам.
– А почему в прошедшем времени? – встревоженно спросила Билли.
– Лен Росс – компетентный специалист, – продолжал Силвертон, – но вы – выдающийся ученый. Вы на десять лет его моложе и сделали в науке гораздо больше.
– Фонд поддерживает кандидатуру Лена?
Силвертон замешкался с ответом; ему явно было неловко.
– Откровенно говоря, они настаивают на его кандидатуре. Обещают в противном случае лишить нас гранта.
– Черт побери! – потрясенно воскликнула Билли.
– У вас есть знакомые, связанные с Фондом?
– Да. Один из членов правления – мой старинный друг, Энтони Кэрролл, крестный моего сына.
– А почему он в правлении? Чем он занимается?
– Он служит в Госдепартаменте, а благодаря богатой матери состоит в руководстве нескольких благотворительных учреждений.
– Может быть, у него на вас какой-то зуб?
Билли задумалась, на миг погрузившись в прошлое. После неприятных событий, в результате которых Люк бросил Гарвард и ушел на войну, она была очень зла на Энтони. Однако со временем обида исчезла – особенно когда Билли увидела, как Энтони заботится об Элспет. Тогда Элспет погрузилась в уныние и практически перестала учиться; ей грозило отчисление. Бедняжка бродила по колледжу как тень – бледный рыжеволосый призрак, худела и пропускала занятия. Спас ее Энтони. Он сблизился с ней, хотя их отношения так и не перешли из дружбы во что-то большее. Занимался с ней вместе, помог выйти из депрессии и благополучно получить диплом. Этим он вернул себе уважение Билли, и они вновь стали друзьями.
– Когда-то мы были в ссоре, – ответила она. – Давным-давно, в сорок первом году! Все это в прошлом.
– Может, кто-то в правлении восхищается работой Лена?
Билли снова задумалась.
– У нас с Леном разные подходы. Он фрейдист и всему ищет психоаналитические объяснения. Если пациент вдруг теряет умение читать, Лен видит в этом подавленный подсознательный страх перед литературой или что-то подобное. Я же вижу в вероятной причине повреждение мозга.
– Что ж, наверное, против вашей кандидатуры выступает какой-нибудь ярый поклонник Фрейда.
– Должно быть, так, – вздохнула Билли.
– Необычная ситуация, – сказал Чарльз. – Как правило, фонды не вмешиваются в принятие решений, которые требуют суждения профессионалов. Однако это не запрещено.
– Сдаваться я не собираюсь! Какую они привели причину?
– Мне позвонил председатель, неформально. Просто сказал: они считают, что Лен более квалифицирован.
– Ну нет, – покачала головой Билли. – Должно быть какое-то другое объяснение!
– Почему бы вам не спросить своего друга?
– Именно так я и сделаю, – ответила она.
15.45
Перед тем как выехать из кампуса Джорджтаунского университета, Люк сверился с картой. Смитсоновский институт располагался посреди парка под названием Молл. Ехать туда примерно десять минут. Допустим, еще пять минут уйдет на поиск лекционного зала – выходит, он подойдет как раз к концу лекции, когда там еще будут слушатели. И наверняка кто-нибудь его узнает!
На Девятой улице Люк повернул направо и, преисполненный надежд, поспешил на юг. Однако через несколько секунд сзади взвыла полицейская сирена, – и сердце его пропустило такт.