Образы мифов в классической Античности

Позднее, в V веке до н. э., хитросплетения этой истории заинтриговали драматурга Еврипида, они побудили его к написанию первой трагедии, увы, утраченной. Увлекшись сюжетом, он дополнил его новыми коллизиями. Стараясь понять, как Телеф прокрался незамеченным в греческий лагерь, Еврипид решил, что сделать это он мог, только переодевшись. Поэтому он изобразил Телефа нищим, что было поразительным новшеством для греческого театра того времени и потрясало воображение зрителя, в частности комедиографа Аристофана, который, должно быть, еще мальчишкой видел пьесу и уже никогда ее не забывал.

(78) Телеф ищет прибежища на алтаре и берет в заложники младенца Ореста

Краснофигурная аттическая пелика

Роспись художника из круга Мастера Чикаго

Около 450 г. до н. э.

Британский музей, Лондон

(79) Телеф на алтаре угрожает младенцу Оресту

Южноитальянская ваза, сохранилась фрагментарно; известна благодаря гравюре Тишбейна для сэра Уильяма Гамильтона.

Оригинальная ваза IV века до н. э.

Еврипид, несомненно, ввел в сюжет своей трагедии много неожиданных поворотов. Телеф был демаскирован и разоблачен. В таком ужасном положении, окруженный свирепыми врагами, он, чтобы выторговать себе жизнь, был вынужден не только укрыться на алтаре, прихватив маленького Ореста, но и угрожать ребенку, теперь уже заложнику. Столь драматичный поворот событий не мог не задеть публику и не отпечататься в памяти, даже если действие происходило вне сцены и о нем лишь сообщал вестник. Этот дерзкий эпизод запечатлели несколько вазописцев (ил. 79 и 45): порывающийся спасти сына Агамемнон и удерживающая его Клитемнестра, более обеспокоенная тем, чтобы спонтанные действия мужа не поставили под угрозу безопасность сына.

На рисунке 79 Телеф стоит на коленях на алтаре, направив меч в незащищенный живот напуганного мальчика, на помощь которому справа бросается кормилица. Слева Агамемнон угрожает копьем, но его сдерживает Клитемнестра.

Художникам особенно хорошо удалось выразить чувства несчастной матери: ее тревога за жизнь Ореста и естественная материнская любовь тем более трогательны (но и не без примеси иронии), если мы вспомним ужасный конец отношений матери и сына.

Эта история в версии Еврипида была невероятно популярна и нашла свое отражение в многочисленных произведениях искусства, вытеснив все более ранние версии. Хотя большая часть трагедии Еврипида до нас не дошла, бесспорно, она побудила художников к созданию образов Телефа, сидящего на алтаре и угрожающего младенцу Оресту.

Живший в конце V века до н. э. комедиограф Аристофан счел трагедию Телеф Эврипида очень подходящей для пародии и сам пародировал ее неоднократно. В пьесе Женщины на празднике Фесмофорий он высмеял незавидное положение мужчины, переодетого женщиной. Когда маскировку раскрывают (как было с Телефом), мужчина выхватывает у кормилицы младенца (как Телеф – Ореста) и, подобно Телефу, грозится убить его. Но когда он разворачивает пеленки, то вместо предполагаемого ребенка обнаруживает бурдюк с вином. «Ба, – восклицает он. – Что за чудеса! Не девочка – бурдюк, полнехонек вином, в персидских башмаках!» Этот момент мы видим на вазе (ил. 80

): подражатель Телефа сидит на алтаре, к нему приближается слуга с чашей, приготовленной для крови жертвы. В одной руке мужчина держит меч, в другой – ребенка, превратившегося в бурдюк. Изображение настолько точно воспроизводит сцену в комедии – вплоть до башмачков на концах бурдюка, – что не может быть никаких сомнений: эта странная сцена навеяна комедией Аристофана.

(80) Пародия на «Телефа» Еврипида

Южноитальянский апулийский краснофигурный кратер-колокол

Около 380–370 гг. до н. э.

Роспись: Мастер Шиллера

Музей Мартина фон Вагнера, Вюрцбург

(81) Одиссей и его люди готовятся ослепить Полифема, а сатиры им докучают

Южноитальянский Луканианский краснофигурный килик-кратер

Около 415–410 гг. до н. э.

Роспись: Мастер Циклопа

Британский музей, Лондон