Обреченные пылать

Сев за широкий барный стол, когда-то сделанный отцом специально для мамы, я машинально начала собирать пальцем хлебные крошки, перенося их на белоснежную салфетку, пока бабушка, усевшись напротив меня у стены, ела свой ещё тёплый кекс, запивая его липовым чаем. В свои девяносто два года Амелия всё ещё без проблем усаживалась на барный стул, что заставляло меня восхищаться её способностям в столь древнем возрасте. Иногда мне казалось, что в теле дряхлой старушки Амелии застряла женщина средних лет, которая никак не могла признать того факта, что ей уже перевалил девятый десяток. Амелия говорит, что склонность к долговременной молодости ей передалась от её родителей. Она с детства убеждала меня и моих братьев и сестёр в том, что нам также передался этот дар. Что ж, глядя на пятидесятидвухлетнего отца, выглядящего не старше сорока пяти лет, я всё же склонна верить её словам, хотя и смогу проверить их правдивость лишь через пару-тройку десятков лет.

– Дядя Генри ещё не ушёл на работу? – посмотрела исподлобья на бабушку я.

– Оу, Генри в своей спальне успокаивает Элизабет. За пять минут до твоего прихода эта недотёпа обожгла себе предплечье, пытаясь приготовить омлет, и теперь наверняка валяется в постели моего внука с видом мученицы. Женщине сорок шесть лет, а она оформить яйца не может, не навредив при этом себе или людям… Как думаешь, за что Генри её полюбил?

– Полюбил? – удивлённо усмехнулась я. – Бабушка, ты ведь столько пожила, мне ли тебе говорить, что это не любовь?

– Вот и я считаю, что он с ней только из-за её стройной фигуры. Сложно сейчас найти женщину её возраста, не страдающую от переизбытка веса. Но ей, как и тебе, дорогая, досталась фигура по наследству. Она ведь палец о палец не ударила, чтобы сохранить свою стройность. Употребляет арахисовое масло банками, а её талия при этом злоупотреблении ни капельки не страдает. Чудо.

– Вообще-то я каждое утро делаю силовые упражнения и занимаюсь пробежкой, – скептически посмотрела на бабушку я, решив не перечислять, сколько именно раз я ежедневно приседаю, отжимаюсь, прыгаю на скакалке, делаю пресс и сколько километров пробегаю. Последние десять лет я ни дня не проживала без физической нагрузки, буквально вынуждая свой организм работать до изнеможения, а мои мысли сотрудничать с моими желаниями и работать на меня, благодаря чему я даже обладала подобием точёного торса и прокаченной задницей. Однако я не сомневалась в том, что даже если бы я не трудилась над своим телом ежедневно, всё равно бы мне не угрожали лишнии кило. Даже моя старшая сестра, с подросткового возраста отличающаяся осиной талией Пени, после родов выглядела конфеткой. Правда после второй беременности она набрала лишних десять кило, после чего резко сбросила пять и при росте метр семьдесят два сантиметра теперь весит семьдесят пять килограмм, но всё равно на её бедрах нет ни малейшего намёка на целлюлит, а на её животе нельзя найти ни единой растяжки. Хотя, может быть всё дело заключается не только в её генофонде, но и в том, что её муж является спортсменом до мозга костей и владельцем тренажёрного зала… И всё равно нельзя отрицать того факта, что у семейства Грэхэм отличная наследственность.

Бабушка ещё хотела мне что-то сказать, но в этот момент на кухню вошла Хлоя, что заставило мою собеседницу сделать очередной глоток чая.

– Таша! Привет! Давно не виделись, – растянулась в своей неестественно-широкой улыбке девушка, явно изображая радушие. По-неизвестной мне причине, Хлоя всегда пыталась если не набиться мне в друзья, тогда хотя бы попытаться ко мне подлизаться, явно ища со мной общения, в котором я не была заинтересована. Дядя Генри говорит, что Элизабет и Хлоя побаиваются меня из-за того, что в прошлом, едва они успели заселиться в наш дом, я выставила их чемоданы на улицу за то, что одна из них назвала Пени отсталой. И всё же этим двум прохвосткам тогда удалось заползти в наш дом через чёрный вход, но с тех пор Элизабет шарахалась от меня по углам, явно боясь повторения истории, а её дочь Хлоя пыталась пробиться ко мне в подруги, из-за чего я презирала её даже больше, чем её мать.

Что ж, я всегда умела поставить себя в компании незнакомых мне людей так, чтобы меня либо уважали, либо боялись. Радушия во мне мало.

– Как у тебя дела? – прошествовав мимо нас к холодильнику, продолжала слащавую речь плохо выкрашенная блондинка. – Генри говорит, что ты сменила место работы.

– А ты всё ещё сидишь на шее у матери, которая сидит на шее у Генри, – с неприкрытым презрением отозвалась я.

– Таша, ты ведь знаешь в каком я положении, – погладив свой округлившийся живот в неприлично обтянувшей его футболке, Хлоя попыталась сделать вид, будто не заметила, что общение со мной пахнет палёным, после чего, с сосиской в руках, попыталась скрыться из кухни раньше, чем я успела бы её пропесочить.