Обреченные пылать

Его рабочее время длилось с девяти часов вечера до семи утра, пока шестерёнки мебельной фабрики не начинали просыпаться под тяжестью рук ещё сонных рабочих. Фабрика была небольшой, но вот уже двадцать лет как кормила полторы тысячи человек, проводящих свои жизни в её стенах. Для меня было страшным сном застрять в подобном месте, и это при том, что многие всерьёз считали удачей вырвать себе место под крышей этого зловещего здания. Дяде Генри было проще – он ночи напролёт проводил наедине с портативным телевизором на вахте, наслаждаясь лучшими киноновинками и фильмами прошлого столетия.

Хотя, сказав, что Генри даётся это просто, я была несправедлива. Едва ли человеку, прежде занимающему пост начальника и имеющему собственный бизнес, было просто вжиться в роль рядового охранника. Просто с годами усталость брала своё и постепенно к Генри приходило смирение… По крайней мере именно так я поясняю его поведение в отношении к Элизабет и её прицепа-Хлои.

– Видела новую машину Чейза Уокера? – разворачивая бутерброд, сделанный мной на скорую руку, но с любовью, поинтересовался у меня Генри. – Выглядит так, словно он её со свалки вытащил.

– Ставлю сто фунтов на то, что так оно и есть, – ухмыльнулась я, подбадривая своего старика.

Чейз Уокер – любовник Ширли, которого она завела незадолго до того, как порвать с Генри, и теперь этот плешивый старик задарма живёт с этой истеричкой в доме, который по праву принадлежит Генри.

– Может быть уже пора разобраться со всеми твоими женщинами? – сев рядом с дядей за стол, над которым висел монитор с изображениями с камер наблюдения, выдохнула я, потянувшись к термосу. – Разведись уже наконец с Ширли, подели с ней имущество и пусть катится со своим Уокером куда подальше. То же и с Элизабет… Она ведь даже яичницу не в силах приготовить, не навредив при этом себе или людям, находящимся во время её готовки в непосредственной близости с её сковородой… Неужели ты её любишь?

– Любовь сложно найти даже в молодости, не то что в пятьдесят один год. За всю свою жизнь я её так и не нашёл, так что даже не пытаюсь греть себя ложными надеждами. С Ширли я вступил в брак по глупости, присущей молодости, с Элизабет же начал жить потому, что испугался внезапно нависшего над моей головой одиночества. Мне не повезло так, как повезло твоим родителям. Сколько себя помню, они смотрели друг на друга так, словно на них свет клином сошёлся. Конечно, они без ума любили вас, своих детей, но то, как они любили друг друга, просто невозможно объяснить ни одной существующей на свете наукой. Их любовь – это догма, непреложная истина, их самая мощная сила и самая острая боль. Прежде я завидовал Родерику, такому влюблённому и любимому, но сейчас, глядя на него, я иногда благодарю небеса за то, что меня обошла чаша столь сильных чувств. Что же касается Элизабет – я знаю, что нам вместе осталось недолго, как и чувствую, что время ещё не пришло. Мне ещё немного нужно подождать, чтобы выйти из этой игры с чистой совестью. Подождёшь вместе со мной?

– Конечно подожду, Генри, – обняла за плечо своего старого друга я. – Не мне же терпеть по ночам её сопение в ухо и травиться её пережаренной яичницей.

***

Заботливый отец, жизнерадостная мать, хулиган Энтони, тихоня Пени, баскетболист Джереми и, конечно же, тройняшки – весельчак Хьюи, вездесущая Миша и… Я.

Я с детства тонула в материнских глазах нереального василькового цвета. Они казались мне настолько красивыми, что, будучи ребёнком, я мечтала иметь такие же, пока не осознала, что по отцовской линии мне достались вместо глаз настоящие изумруды. И всё же, я как никто из детей была похожа на свою маму. Хотя это, конечно же, ложь, производимая мной из-за сильной любви к этой женщине. На самом деле Хьюи и Миша были похожи на неё не меньше моего – в конце концов мы ведь являлись зеркальным отражением друг друга.

Говорят, что шанс зачать и родить однояйцевую тройню приравнивается к одному на двести миллионов, из чего следует вывод, что мои родители, на момент нашего зачатия уже имеющие двух сыновей и дочь, выиграли джекпот.

Хьюи родился на три минуты раньше Миши, я же родилась спустя две минуты после сестры, став самой младшей и самой бойкой в семье (хотя конкуренция в лице Энтони даже для меня была весьма внушительной). С нашим рождением родители приобрели статус самой многодетной семьи в городе, и удерживали его до тех пор, пока, спустя пять лет, семейство Дженкин не обзавелось двумя младенцами из приюта, пополнив на два пункта детский состав своей семьи, в которой на тот момент уже было пять собственных детей-подростков.

Наша семья была на редкость дружной и сплочённой, что, как я сейчас оцениваю, было результатом мудрости нашей прабабушки Амелии и на редкость сильной любви родителей.