Обреченные пылать

Нам крупно повезло, что в тот момент Миша добровольно согласилась на лечение в одной из Лондонских наркологических лечебницах, благодаря чему она тогда и соскочила с иглы. В тот период мы концы с концами едва сводили, разрываясь между оплатой лечения Миши и оплатой поддержания жизни в Хьюи, отчего у меня до сих пор мороз по коже пробегает, когда я вспоминаю о том голодном для нашей семьи годе.

Как и во время первой беременности Миши, мы боялись того, что ребёнок, с учётом нездоровой жизнедеятельности его матери, может родиться больным, вот только в отличие от первого раза, наши опасения насчёт здоровья младенца, к всеобщему ужасу, оправдались. Мия родилась семимесячной крохой весом в два кило, и у неё сразу же выявили проблему с правым лёгким. И всё же первое время в операции не виделось надобности, пока время не показало, что нам этого не избежать.

Из-за медикаментов, которые Миша принимала для лечения наркотической зависимости во время беременности, грудное вскармливание новорождённой было невозможно. Первые пару месяцев после рождения Мия провела под колпаком в инкубаторе, но со временем она начала постепенно набирать силы. Мы смогли забрать её домой только на третий месяц после её рождения, в то время как Миша пролежала в лечебнице вплоть до начала декабря, из-за чего она вновь увидела своих дочерей лишь когда первой было два года и четыре месяца, а второй уже шёл пятый месяц.

Следующие полгода после возвращения Миши из лечебницы прошли более-менее тихо, пока отец не стал замечать, что из нашего дома начали пропадать вещи. Сначала лампы, молоток и шуруповёрт, затем тостер и, наконец, его дешёвые наручные часы. Миша не вернулась к наркотикам, но именно так выяснилось, что она вновь начала прикладываться к бутылке и, пытаясь заглушить желание вновь попробовать дозу, она стала нюхать клей. С этим мы так ничего и не смогли поделать, так как Миша на корню отказалась с нами сотрудничать и, в итоге, отцу пришлось выгнать её жить в гараж, обустроив его спальным местом в виде старого дивана, сломанным журнальным столом и небольшим платяным шкафом, в котором уместились все её уцелевшие за эти годы пожитки.

Так, в свои двадцать три года, моя сестра-близняшка стала едва ли не законченной алкоголичкой-токсикоманкой, а я – не справившейся со своими ролями сестрой и дочерью.

И всё же я старалась быть хотя бы хорошей тётей для своих племянниц, хотя это и давалось мне с большим трудом. Мне повезло, что в этом плане мне сильно помогала Амелия. В первые годы жизни Жас я была тем самым человеком, который нянчился с ней дни и ночи напролёт – я кормила её смесями, меняла подгузники, бегала у её кроватки по ночам, параллельно готовясь к вступительным экзаменам в университет. Однако в экстренных случаях меня страховала Амелия. Именно ей с отцом в итоге выпали основные хлопоты, связанные с рождением Мии, так как я к тому времени уже училась и жила в Лондоне.

И всё равно в студенческие годы я старалась по-максимуму проводить своё свободное время дома, чтобы облегчить нагрузку отца и бабушки, которой недавно перевалило за девятый десяток. Так продолжалось до тех пор, пока я официально не устроилась на работу, чтобы помогать им ещё и материально…

Жасмин, от которой Миша сначала хотела избавиться посредством аборта, а позже при помощи передачи её на усыновление в органы опеки – отец и Амелия всё же настояли на том, чтобы Миша оставила их внучку им – впоследствии проявила себя как одарённый ребёнок. В свои пять лет Жасмин могла свободно умножать и делить в уме трехзначные числа, и она наверняка знала, что северное сияние – это не просто раскрашенное небо, а свечение верхних слоёв атмосфер планет, обладающих магнитосферой, вследствие их взаимодействия с заряженными частицами солнечного ветра. Да и то, что такое атмосфера, магнитосфера и заряженные частицы, она тоже прекрасно понимала. У Жасмин была едва ли не идеальная память, особенно на цифры, отчего смотря на неё, я часто задумывалась над тем, кто именно мог быть её отцом. Миша же, с которой на данный период наших жизней мы свели общение к минимуму, по поводу этого вопроса всегда таинственно отмалчивалась, из-за чего я была склонна предполагать, что она всё-таки знает имя отца её первого ребенка. Я даже не исключала вероятности того, что им является какой-нибудь прокаченный учёный. Хотя, откуда в нашем городе взяться подобному персонажу?

Мия же, в отличие от Жасмин, росла очень тихим и спокойным ребёнком, что легко объяснялось тем дискомфортом в её легких, который с взрослением девочки всё чаще давал о себе знать. Она также, как и её сестра, была остра на ум, но на этом её сходство с Жас заканчивалось. У подвижной Жасмин были серо-зелёные глаза и тёмно-русые волосы длинной до лопаток, у тихони же Мии были голубые глаза и короткие волосы цвета молока. От матери им достались только курносые носы и милые щёчки с ямочками во время улыбки, но даже невооруженным взглядом можно было понять, что у девочек разные отцы.