Обреченные пылать

…Утром второго февраля за окном падал густой снег. В тот день я проснулась в девять часов и обнаружила, что Миши уже и след простыл из спальни. Впрочем, как и всегда в выходные дни – её словно магнитом вытягивало за пределы нашего дома в места, где скапливались подростки с заплывшими от пива глазами и опустошёнными от дыма головами. Отец однажды пытался удержать её от очередной подобной вылазки, заперев её в ванной, но тогда Миша сбежала через окно, однако отец словно и этого не заметил…

Выйдя на коридор, я направилась в ванную. Прекрасно помню как в то утро снизу, из кухни, доносился манящий запах панкейков. Отец наверняка уже включил радиатор в своей мастерской, из чего следовало, что в доме вновь остались только я, бабушка и Рикки – бигль, которого мама подарила отцу за год до аварии.

В ванную я входила ещё глубоко сонной, из-за чего в то утро и уронила на пол колпачок из-под зубной пасты. Стараясь мысленно не ругаться нецензурной бранью, чтобы не подражать сестре, я нагнулась за треклятым колпачком, который до сих пор считаю своей большой удачей. Как только я коснулась его кончиками пальцев, мой взгляд упал в мусорное ведро, из которого торчала странная белая коробочка с эмблемой розовой орхидеи, которую я прежде никогда у нас дома не видела. Когда я вытаскивала эту коробку из мусорного ведра, из неё к моим ногам выпала странная пластмассовая полоска. Не успев прочитать текст на вкладыше, я поняла, что это тест на беременность. Он был повёрнут ко мне слепой стороной, отчего результат я не могла увидеть до тех пор, пока не перевернула бы его к себе лицевой стороной.

Осознав, что я окончательно проснулась, я взяла в руки тест и замерла. Мне не нужно было читать инструкцию, чтобы понять, что две полоски – это не самое лучшее, что может случится с девчонкой в шестнадцать лет.

Спустя минуту я буквально слетела вниз по лестнице, а спустя ещё пять минут мы с отцом мчались в сторону больницы – единственного места, где Миша могла потратить мои карманные деньги на оплату услуги аборта. Естественно отца бы предупредили о намерениях его несовершеннолетней дочери, и всё же…

Мы с отцом застали Мишу стоящей на остановке напротив больницы. Я стояла перед ней в своём огромном пуховике, наброшенном поверх пижамы. Из-за бега моё дыхание срывалось на хрип, перед моими округлившимися от страха глазами мерцали чёрные точки, а стук взбесившегося сердца наковальней отбивал у меня в ушах. Я смотрела на Мишу во все глаза, дышала через рот и старательно пыталась восстановить дыхание, отчего до сих пор так и не могу вспомнить, что именно тогда сказал моей сестре отец из того, что в итоге заставило её родить Жасмин.

После этой пробежки я месяц провалялась в постели с бронхитом, а Миша вернула мне мои карманные деньги и на летних каникулах, в начале августа, родила вполне здоровую девочку. И всё же этот период беременности Миши нельзя назвать для меня спокойным. Мне снова приходилось сталкиваться с социумом, который, глядя на мою беременную в шестнадцать лет сестру-близняшку, делал выводы о моих наклонностях и даже способностях, и плюсом ко всему популярность Энтони в тот момент резко возросла…

…Мне тогда было откровенно хреново.

Но речь не обо мне.

Миша так и не смогла назвать даже кандидата на отцовство, что передёрнуло не только меня, но и совершенно сбило с толку отца с бабушкой. Миша же, не смотря на полный отказ от алкоголя, не прекратила своего общения с плохой компанией, на седьмом месяце едва не угодив под судебный процесс, связанный с ограблением ночного киоска.

Иногда казалось, будто Миша мгновениями старалась вернуться к себе прежней, но даже я уже тогда осознавала, что это будет сложно… А позже это стало и вовсе невозможным.

Беременность Миши оказалась затишьем перед настоящей бурей.

Миша прокормила Жасмин грудью не более трёх месяцев, после чего резко отказалась от кормления малышки, что было связано с её возвращением к употреблению спиртного. Спустя полгода после родов, не выдержав отцовского контроля и вечных криков регулярно испражняющегося и вечно голодного младенца, Миша, которой ещё и восемнадцати не исполнилось, ушла из дома. Так она стала кочевать по Лондону из квартиры одного мужчины в квартиру к другому и, в итоге, где-то между этими квартирами подхватила серьёзную наркотическую зависимость. В тот момент она нигде не училась и не работала, целиком существуя за счёт тех мужчин, которым она позволяла собой пользоваться…

Ничего не менялось вплоть до нашего девятнадцатого дня рождения.

Миша вновь появилась на пороге родительского дома, когда Жасмин уже было полтора года от роду. Сестра была измученная, тощая, с залегшими тенями под глазами и от неё ужасно плохо пахло. Передо мной стояло отражение той меня, которая всё-таки сломалась после аварии и, к своим девятнадцати годам, износилась до изнеможения. В тот день нашего рождения мы с отцом узнали не только о том, что Миша перешла с порошка на иглу, но и что она снова ждёт ребенка.

Отец ребёнка вновь был неизвестен.