Обретая надежду (ЛП)

Они оттаскивают Бена назад как раз в тот момент, когда он наносит свой третий удар, который едва задевает челюсть Энтони. Эти парни огромны, но Бену удается сбросить их с себя, чтобы снова броситься на Энтони.

Я проскакиваю между вышибалами и хватаю Бена за рубашку.

— Бен, пожалуйста, не надо!

Его тело вздрагивает при звуке моего голоса. Эта секундная пауза дает вышибалам достаточно времени, чтобы схватить его и вытащить из-за стойки. Я следую за ними, пока они не добираются до задней двери и не выталкивают его наружу.

— Остынь на хрен, придурок, — говорит Билли, один из вышибал.

Бен не ругается, не кричит. Он пугающе молчалив, когда сцепляет руки на затылке и идет по переулку, тяжело дыша.

— Ребята, вы не могли бы оставить нас на минутку? — спрашиваю я Билли.

Он изучает меня и Бена в течение минуты, а затем кивает.

— Сделай это быстро. Если он сбежит, это дерьмо на твоей совести.

— Не сбежит. — Я наблюдаю, пока вышибалы не оказываются вне пределов слышимости, и смотрю на Бена, его руки на бедрах, спиной ко мне. Я подхожу к нему, и его плечи напрягаются при звуке моих приближающихся шагов. Останавливаюсь в нескольких футах от него.

— Бен… — Я хочу спросить, почему он это сделал, но у меня такое чувство, что я уже знаю.

Он опускает голову.

— Я должен был.

— Нет, не должен.

Мужчина резко оборачивается, его свирепый взгляд заставляет меня ахнуть. Он плохо контролирует свой гнев, и я чувствую, что мне нужно действовать осторожно.

— Он. Сделал. Тебе. Больно. — Взгляд Бена устремляется на мою грудь. — Я должен был причинить ему боль в ответ.

Я сдуваюсь от надломленного звука его голоса.

— Бетани.

— Да. Бетани. — Он делает пару шагов вперед, не обращая внимания на двух вышибал, которые окружают нас. — Потому что ты мне ничего не рассказываешь.

— Что еще она тебе рассказала? — Она бы не выдала меня… не так ли?

Бен отшатывается.

— О, черт, это еще не все? — Он запускает руки в волосы.

— Бен, нам нужно поговорить…

— Теперь ты хочешь поговорить? — Бен хихикает, но звук мрачный и полный гнева.

Я качаю головой.

— Это несправедливо.

— Несправедливо? Хочешь поговорить о несправедливости? — Теперь он кричит. — Несправедливо то, что моя жена умерла в ту же минуту, когда родилась моя дочь, Эшли! Надевать широкую, блядь, фальшивую улыбку на каждый ее день рождения, притворяясь, что я не оплакиваю смерть женщины, которую поклялся любить вечно, это, блядь, несправедливо. Сталкиваться лицом к лицу с ее смертью снова и снова, каждый божий день, потому что Эллиот улыбается, как она, смеется, как она, и каждый раз, когда я смотрю в ее глаза, то вижу Мэгги, вот это чертовски несправедливо.

Мое сердце разрывается на части с каждым словом.

— Но я это делаю. Каждый день. Потому что, какой у меня есть выбор? Какой у меня есть выбор, кроме как идти по жизни изможденным и задыхающимся?

— Бен…

— Потом появляешься ты, и я как будто снова могу дышать. Сначала это были всего лишь минуты. Ты была рядом, и я не думал обо всем, что потерял. Ты была в моем доме, и проходили часы, а я не скучал по ней. Потом дни. — Его глаза блестят от слез. — Я открыл тебе свою гребаную душу. Держал свое сердце в руках и предлагал его тебе, разбитое, кровоточащее и такое потрепанное, но я отдал тебе все это. А ты… — Он качает головой. — Ты мне ничего не даешь. Твои стены прочно стоят на месте, в то время как я истекаю кровью у твоих ног. — Его измученные глаза встречаются с моими. — Насколько это, блядь, справедливо?

Я кусаю губы, чтобы он не увидел, как они дрожат.

И ничего не говорю.

Потому что Бен прав.

Но я не знаю, как это исправить.

БЕН

Эшли изо всех сил старается не заплакать. Ее лицо — маска безразличия, только глаза говорят о том, что она вообще что-то чувствует. Даже сейчас, после всего, что я ей сказал, обнажая свою душу здесь, в переулке, где мы разделили наш первый поцелуй, девушка все еще отгораживается от меня.

Я поворачиваюсь к вышибалам.

— Что вам от меня нужно? Я бы хотел поскорее покончить с этим, чтобы вернуться домой к своей дочери.

— Копы сейчас там разговаривают с Энтони и свидетелями, — говорит тот, что покрупнее.

Взгляд вышибалы задерживается на Эшли в дальнем конце переулка, заставляя меня задуматься, есть ли у них история помимо их профессиональной дружбы. Не то чтобы это уже имело значение. Она ясно дала понять, что даже сейчас не открывает мне свое сердце. И есть одна вещь, в которой я уверен — я не могу поддерживать отношения между нами в одиночку.

— Уверен, что Энтони захочет выдвинуть обвинения, — говорит здоровяк.

Я не отвечаю, потому что не ожидал меньшего. Это то, чего я заслуживаю. После того, как поговорил по телефону с Бетани, и она рассказала мне, что сделал этот ублюдок, я понял, что готов быть арестованным, чтобы нанести хотя бы один удар. Мне повезло, у меня было два с половиной.

Я прислоняюсь к кирпичной стене и сползаю на задницу, упираясь руками в колени, когда мой адреналин резко падает. Дверь за ней захлопывается.

Здоровяк вздыхает, затем смотрит на меня.

— Ты в порядке?

— Нормально.

Он кивает, скрещивает руки на груди и хмурится.

— Спасибо.

— За что?