Обретая надежду

– Вот почему у него длинные волосы, – сообщила я. – Он скрыл шрам, чтобы ты не задавал вопросов.

– Господи… – хрипло пробормотал Остин.

– Он чуть не умер, – печально проговорила я. – Аксель очень долго лежал в лазарете. Он был в ярости, обозлился на весь мир… и на себя самого за все, что сделал… Особенно он не мог смириться с тем, что не находился рядом с мамой, когда та умерла. В попытке помочь справиться с гневом его отправили на занятия по искусству. У Акселя оказался талант, и он быстро завоевал расположение учителя. А тот послал фотографии его первой работы Вину Галанти, скульптору, работавшему с мрамором. Вин взял Акселя под свое крыло, а остальное уже история. – Я взглянула на своих друзей и закончила: – Он приехал в Сиэтл из-за этой выставки. Но всегда считал, что не заслужил ее, поэтому и не рассказывал вам. Он просто искалечен чувством вины и стыда.

– Остин, – хрипло проговорил Леви, не в силах сдержать слезы. – Мы ошиблись. Мы прогнали его, а он не сделал ничего плохого!

Остин неподвижно замер, а потом взглянул на меня.

– А наркотик, что я нашел?

Я опустила голову, стараясь сдержать свою злость, и резко произнесла:

– Он купил его после матча «Сихокс»… когда на него никто не обращал внимания… включая и меня. До того дня я не знала, что он – Аксель Карилло. Я познакомилась с ним как с Эльпидио и влюбилась. А потом мне представили его Акселем, и я испугалась. Я причинила ему сильную боль.

– А я ведь в тот день заметила что-то между вами, – внезапно проговорила Молли. Я слабо улыбнулась ей. – Вы двое друг с друга глаз не сводили… Мне стоило сложить два и два. Но я даже не предполагала, что Аксель способен на такое. – Она с благоговением указала на галерею, полную его работ. – Он просто поразительно талантлив.

Я кивнула, и из глаз хлынули слезы.

– Я сделала ему больно, потом Леви… Мы все плохо с ним обошлись. И он по глупости купил наркотики у какой-то уличной банды. Просто хотел на время избавиться от боли… Он потерялся и вернулся к тому, что знал лучше всего.

– Но он не принял их? – понимающе спросил Остин.

– Нет… не принял.

– Черт! – проговорил Леви. – Каким образом теперь мы объясним ему, что сожалеем? Как нам его вернуть?

Все казались беспомощными. Я и сама ощущала то же самое.

– А какая его первая работа? После которой его признали? Какая именно? – внезапно спросил Остин.

Выровняв дыхание, я повела их к ангелу, вокруг которого толпилось много поклонников. Я отчетливо уловила тот миг, когда Карилло увидели статую. Я услышала мучительный вскрик, за которым последовали всхлипы.

– Это мама… – срывающимся голосом проговорил Леви.

– Она называется «Аве Мария», – пояснила я. – Такой он видел маму в этой жизни… – Я указала на другую сторону скульптуры. – А так, он полагал, она будет выглядеть в следующей.

Остин притиснул Леви к груди, и они опустились на пол у ног мраморного изображения матери.

Мучительное душераздирающее зрелище. Не в силах на это смотреть, я отвернулась. В груди все сжалось, но я пыталась дышать. А потом я заметила, что многие гости, отходя от экспозиции, расположенной в затемненном углу, смотрели в мою сторону и улыбались. От остальной части галереи ее отделяла дверь. И я вдруг вспомнила, как Вин что-то там устанавливал. Черт. Все мои мысли занимало исчезновение Акселя, и я совсем забыла об этом.

Я направилась к двери и услышала, как Молли и Роум последовали за мной, но не обернулась. Просто не смогла. Я вдруг услышала напевные звуки своей любимой мелодии, доносящиеся из-за стены.

Сердце заколотилось в груди. Я медленно открыла дверь, и звуки «Kiss the Rain» Йирумы просочились в каждую клеточку моего тела.

В мыслях пронеслись воспоминания о том, как я играла эту, свою любимую, пьесу в студии для Акселя. И с каждым образом прошлого, всплывающим в памяти, я чувствовала, как сердце разбивалось еще немного больше. Вокруг скульптуры собралась приличная толпа. Висящие сверху лампы создавали мягкое лавандовое свечение. Воздух пропитался ароматом жасмина.

Когда я двинулась ближе к скульптуре, пробираясь сквозь толпу, многие улыбались мне. Закончившись, мелодия «Kiss the Rain» заиграла повторно. Словно чувствуя, что мне нужно побыть одной, посетители тихо разошлись. Я резко замерла на месте…

На меня смотрела… я сама…

– О, Элли, – услышала я за спиной вздох Молли, но не смогла отвести взгляд. Меня просто зачаровала представшая взору скульптура.

Я увидела свое улыбающееся лицо, вырезанное из каррарского мрамора, подпертый кулаком подбородок и длинные, ниспадавшие на одну сторону волосы.

По спине пробежала дрожь, в животе запорхали бабочки. Я поняла, что, должно быть, именно над этим Аксель работал всю неделю, за пределами студии… вот что так отчаянно хотел изваять… это прекрасно воссозданное лицо… именно так он меня видел…

– «Надежда», – с благоговением произнесла Молли. Услышав звук ее голоса, я взглянула на девушку внезапно заблестевшими глазами. Под стеклами ее очков я тоже заметила слезы. – Эта работа называется «Надежда», – добавила она.