Я два месяца её ищу, – прижал левую руку к сердцу Прохоров Борис Васильевич. – Ой, что Вы! Больше уже.
Старшая снова оторвалась от талонов и как-то опасливо глянула на Прохорова.
– Скажи Валентине, пусть даст.
Борис Васильевич вернулся туда, где стояли Катерина и Валентина.
– Валь, Зинаида Васильевна сказала дать одну «Поэтику».
– Ну, вот! А сколько пошумели из-за пустяка, – улыбнулся Борис Васильевич.
– Рубль девяносто, – сказала Валентина и выбила чек. И улыбнулась тоже. Легко. Безвредно.
– А вы говорите – студентам. Да в библиотеках, небось, на «Поэтиках» этих пыли – в палец. А тут выколачивать приходится через руководство. Не по-советски это, девушки.
Он взял сдачу с двух рублей, уложил книжку в сумку подальше от мыла, между мочалкой и веником. Попрощался вежливо да домой пошел.
– Вообще-то надо было фамилию записать, – лениво мыслил он. – В Торге за такие дела приголубили бы. На минус тринадцатую зарплату.
Дома было тихо. Пахло котлетами и жареной картошкой. Жена подшивала наволочки и пела что-то старинное, заунывное. Борис Васильевич пошел на кухню, согрел чай и сел к окну. Настроения не было.
– А чёрт его знает, чего мне надо? Кто меня всё время в бок пихает? – он принёс сумку. Мочалка всё же «Поэтику» малость подмочила. Но страницы не склеились.
– «Элементы реалистичности обычно сочетаются не только между собой, но и с элементами реальной же интерпретации передаваемого»
Закрыл книжку. Перевернул той стороной где цена и постучал себя по лбу.
Вышла жена с наволочкой. Поглядела на «Поэтику» и без выражения узнала.
– Опять про собак, что ли?
– Сама ты… – глотнул чая Борис Васильевич и бодро шлёпнул книжкой о коленку. – Про древнюю литературу. Нашла собаку, тоже мне… На, отнеси туда, где все лежат. Там уж штук десять есть точно.
– В чуланчик, что ли? – уточнила супруга, зевая.
– В чуланчик, в чуланчик, – Тоже зевнул Борис Васильевич Прохоров. Хорошая была банька. После такой всегда поспать часок хорошо. Он крепко зевнул ещё раз и отхлебнул из чашки.
Слышно было как жена снимает с полки пылесос, убирает молоток, банку с гвоздями и шепчет себе под нос:
– Ну, куда он их набирает! Читатель. Тоже мне… Берёт и берёт. За три рубля, за пять вон ту купил. Это ж четыре кило колбасы хорошей. Горе моё! Вон их уже сколько. Да, штук пятнадцать! Рублей пятьдесят – коту под хвост! А читать некогда. Когда ему при такой работе читать?
Борис Васильевич поёжился и отхлебнул глоток побольше.
Привычка
– Нет, Вася, – твёрдо сказал сантехнику Забодаеву сантехник Хребетюк Витя. – Я в корне не разделяю твоего мнения относительно прелюдии и фуги ми минор Броунса. Принципиально.
– Тогда шнуруй ботинки и двигай отсюда, – обиделся Забодаев. – Фуга ему не нравится! А «Агдам» за мой счёт хлестать – это ему ничего. Змей.
Хребетюк Витя тоже обиделся, налил в стакан до краёв, выпил и ушёл по-английски. Забодаев вышел на балкон, дождался, когда друг выплывет из подъезда, и крикнул, чтобы все во дворе слышали:
– А финский унитаз для Бекасяна где взял? Артист.
Витя погрузил шею в воротник и пошёл резвой иноходью.
– Унитазы ты мастак воровать! – на всякий случай уточнил Забодаев погромче, вернулся на кухню и сел замазывать остатком «Агдама» душевный надлом.
Примерно через час а дверь сильно застучали, потом длинно позвонили и громко заговорили. Так к Забодаеву обычно приходили гости, открывать он пошёл сразу. Но на пороге, пугая зеленоватостью щёк, вяло подпрыгивала Раиса Анатольевна Крысак, проживающая этажом ниже. Рядом подпрыгивал её муж Рудольф Наумович.
– Здрасьте! – удивился Забодаев. – Вы чего скачете?
– Вода у нас! – рявкнула Раиса Анатольевна. – Текёт как из фонтана.
– Затопило, – конкретизировал муж и провёл пальцем возле костлявых щиколоток.
– Не, граждане, – рассердился Забодаев. – Вы прямо наглеете. Суббота как никак… Я ж и так всю неделю мокрый, когда мне сохнуть? Не, товарищи. Доживём, как говорят, до понедельника. Лады?
– Так у нас ничего не прохудилось, – рявкнула Раиса Анатольевна вторично. – Это от вас текёт. С ванной, кажись.
Забодаев хлопнул дверью и бросился в ванную. Вода действительно текла из толстой трубы на чешский кафель и было её уже много.
– Во, дурная, – хохотнул Забодаев. – А щас мы тебя, чтоб не выступала!
Посвистывая, он прогулялся в кладовую и принёс чемоданчик с инструментом. Достал разводной ключ, лихо крутнул до упора большую ржавую гайку, но ничего этим не достиг. Вода прибывала.
– Э, – профессионально сориентировался Забодаев, – тут прокладку надо менять. Пятимиллиметровку.
Он ещё раз взглянул на дырявую трубу, шлёпнул по ней ладонью и вдруг сказал совершенно механически:
– Да ты что, хозяин? Культурный вроде человек, а издеваешься… Откуда у меня прокладка?
Забодаев ошеломлённо выслушал собственный монолог и мысленно ужаснулся.
– Да что это я? Мне ведь только позавчера мастер Бушуев триста штук еле всучил. Мне же их просто девать некуда, прокладки эти…
Но вслух произнёс через силу, с металлом в голосе:
– Ты, хозяин, над этим подумай. Скоро она, видать, в комнату зайдёт, а к утру, по-моему, начнёшь ты плавать.