Обычные командировки. Повести об уголовном розыске

Туапсе, Сочи, а между ними маленькая, тихая станция Лоо. Зеленовато-синее море и всюду цветущие, словно присыпанные розовым снегом, сады. Сомов ошалел от весны и ощущения собственной силы и удачливости. В сочинском кустовом адресном бюро ему сказали, что Фридрих Лыткин на побережье от Туапсе до Сочи нигде не прописан. Не нашлось и однофамильцев, среди которых можно было бы поискать его родичей.

— Наверное, отдыхающий, — решил начальник уголовного розыска. — Жаль, что в санаториях и домах отдыха не сохраняются архивы. Но все-таки попытайтесь в Лоо. Я дам команду, и вам помогут. Кстати, санаториев там совсем немного. Да и те построены недавно, уже после вашего преступления. Хотя подождите! Есть там профсоюзный санаторий, перестроенный из дома отдыха сразу после войны.

Директора санатория в кабинете не оказалось.

— Он у Гомера Ивановича, — сообщила секретарша, — у главного врача. Это в нашем же административном корпусе, с улицы отдельный ход.

Едва поднявшись на крыльцо, Сомов услышал громкий хохот. Через небольшой коридор, в открытую дверь он увидел просторную комнату. Посредине, по ковру, ходили друг за другом двое крупных мужчин, и оба весело смеялись. Они, словно журавли, высоко поднимали ноги в каких-то замысловатых сандалиях и шагали неуверенно. Комната напоминала своеобразный спортивный зал. Один из мужчин, в расстегнутом белом халате, заметил посетителя.

— Заходи, дарагой, зачем встал. Раздевайся, сейчас осмотрю.

Сомов усмехнулся и сообщил, что он здоров.

— Все равно заходи, все равно раздевайся, раз здоровый, бороться будем.

— Подожди, Гомер, — остановил смеющегося врача второй мужчина. — Вы ко мне, товарищ?

— Мне нужен директор санатория, — объяснил Сомов, протягивая удостоверение. Тот прочел документ, заглянул в него и врач, затем вернул его Сомову. Оба принялись снимать обувь, а врач объяснил:

— Вот, дарагой. Ты присутствовал при испытании моего нового изобретения, понимаешь? Приехал больной, одна нога короче, как быть? Тянуть надо! А тут без всякой вытяжки, надевай, гуляй, сама вытянется. — И, пододвинув к Николаю только что снятые туфли, предложил: — Надевай, попробуй.

Николай взял одну туфлю и с удивлением обнаружил, что она непомерно тяжелая, взглянул на подошвы и каблуки: на них оказались привинченными свинцовые пластины. Гомер Иванович, исподволь наблюдавший за Сомовым, спросил:

— Тяжелый? Больному трудно — снимем пару пластинок.

— Молодец, Гомер! — похвалил директор. — Будут результаты — в Москву пошлем. Рассказывайте, лейтенант, в чем нужда, — обратился он к Сомову. Выслушав, развел руками: — Не храним мы архив. Даже не знаю, как вам помочь.

— Почему не храним? — удивился врач. — Обязательно храним. Чем болел твой Клиткин?

— Его фамилия Лыткин. А вот больной он или нет — неизвестно.

— Ладно, подожди.

Врач грузно, вразвалку направился к стенному шкафу. Открыл дверцу, и Сомов увидел аккуратные ряды папок. Отыскав нужную, полистал страницы, раскрыл другую, третью и наконец торжественно вернулся к директору.

— Зачем говорил «нет»? У нас все есть. Вот вам, молодой человек, ваш Лыткин. Закрытый осколочный перелом правого бедра, производственная травма. Массаж, ванны, велосипед и сухое вытяжение. Результат? Уехал не хромая. Куда уехал? Домой, конечно, дарагой. Где живет? Вот этого не знаю.

Сомов чуть не выхватил из рук врача скоросшиватель и впился в медицинскую карту. Год рождения — 1930-й, так, молодец инспектор Сомов, это ты и сам высчитал. А где же он родился, крестился, где живет? Где родился — неизвестно, а живет в пятнадцатой палате. Так, а что же за диагноз: «Осколочный перелом бедра». Ага! Вот это уже интересно. «Боли усиливаются в сильный мороз». Да, по морозу и приблизительно не определишь, откуда он. Совсем невпопад Николай спросил у врача, нет ли у него фотографии Лыткина. Гомер Иванович взглянул на документы, провел рукой по пышной вьющейся шевелюре и уверенно ответил, что есть. Снова порылся в шкафу и извлек рентгеновский снимок, посмотрел на свет и, довольный, передал пленку Сомову. Но Николая привлекла совсем не сложность перелома, а оранжевая наклейка в углу пленки, на которой типографским шрифтом было отпечатано: «Читинская центральная поликлиника. Ф. И. Лыткин, 15/11-60 года».

Сомов по акту изъял медицинскую карту и рентгенограмму, мужественно отказался от гостеприимного предложения пожить несколько дней в санатории, добрался до Адлера и первым самолетом вылетел домой.

Утром в управлении, встретив Сомова, Фролов искренне удивился:

— Ты что же, до сих пор не уехал?

— Почему? — пожал плечами Николай. — Просто не захотел валяться на пляже и плескаться в море. Сделал все, что мог, и — домой. — И положил на стол своего начальника документы и рентгеновский снимок.

— Интересно! Знаешь, от Читы до поселка, где живет Спиридон Драгин, рукой подать. Но, понимаешь, я тогда полностью убедился, что Спиридон во время убийства Яковлевых из тайги не выезжал.

— Возможно, — согласился Николай, — послал дружков на расправу с родичами, а сам в стороне.

— За что? Какой ему смысл?