Обычные командировки. Повести об уголовном розыске

— Это в том случае, если ты сам к киоску подойдешь. А если тебя здесь нет, если ты живешь в Старице или еще где-нибудь? Тогда самый раз будет письмо послать и справиться, где проживают Яковлевы. В общем, что тут толковать. Сходи, не откладывая, и посмотри. Мне дай четвертый том, я почитаю, кажется, там мой рапорт о поездке в Старицы? Посижу тут у тебя, подожду, пока вернешься.

Молодая миловидная женщина любезно положила перед Сомовым шесть тоненьких папок-скоросшивателей. Хотела, видно, что-то спросить, но постеснялась. Николай с полной уверенностью в том, что он выполняет просто старческую прихоть, пролистал несколько папок. В основном это была переписка с различными органами милиции. Одни запросы начинались с просьбы проверить, не проживает ли в городе скрывающийся от уплаты алиментов. Другие были из вытрезвителей, или, как их теперь называют, медицинских приемников, где переночевавший клиент ухитрился не оплатить по счету за обслуживание и к тому же дал чужой адрес. Встречались и цивильные письма, в них просили адреса родственников и знакомых. В последней папке за тысяча девятьсот шестидесятый год оказалось письмо на кокетливом розовом листке почтовой бумаги. Строчки запрыгали у Николая перед глазами. «В вашем городе, — читал он, не веря своим глазам, — проживают мои родственники — Марфа Ильинична и Родион Силыч Яковлевы. Раньше у них на Садовой улице был свой дом, но его сломали, и они куда-то переехали. Хочется повидать стариков. Если нетрудно, сообщите их адрес до востребования в почтовое отделение станции Лоо Кавказского побережья — Фридриху Иннокентьевичу Лыткину. Посылаю для ответа открытку с маркой. Пятнадцатого июня тысяча девятьсот шестидесятого года». К письму был приложен конверт, а на нем штамп с отметкой о том, что адрес Яковлевых сообщен в Лоо. Николай рассматривал листок почтовой бумаги, вглядывался в угловатый, с резкими штрихами почерк и никак не мог вздохнуть полной грудью. Было такое чувство, словно его ударили в солнечное сплетение. Проглотив подступивший к горлу комок, он вскочил, потом сел и опять стал читать. Его просто распирала злость — злость на себя, как же это ему самому не пришла мысль обратиться в адресное бюро и отыскать это письмо. Дождался, когда Дед ткнул его носом, как щенка. Постойте, постойте, но почему же он сам, этот, с позволения сказать, корифей, не сообразил пятнадцать, шестнадцать лет назад побывать здесь в адресном. Ага! Не так уж все и страшно. Первенство все-таки остается за ним, Сомовым. Это он подсказал возможный мотив убийства, и только тогда Дед сообразил, где следует кое-что посмотреть.

— Как у вас дела? — оторвала от размышлений Николая начальник адресного бюро.

— Трудно было и предположить, но я нашел то, что даже не думал отыскать. Скажите, каким образом изъять вот это письмо?

— А за какой год у вас эта переписка? Шестидесятый? Можно не изымать. Папку эту за давностью времени надо бы уничтожить. Давайте расписку и забирайте всю папку.

Николай не подозревал, что находка в адресном так обескуражит Гришаева. Совершенно не стесняясь молодого человека, он ругался и клял себя всякими черными словами. Потом бросился к телефону, торопливо, так что пальцы соскакивали с диска, набрал номер начальника уголовного розыска.

— Слушай, Толя! Это Гришаев. Прими меня, старого дурака, вместе с Сомовым. Мы тебе кое-что покажем. Да, да, новенькое... Шестнадцатилетней давности, — горько рассмеялся он.

В кабинете полковника Смирнова собралось много народу, и каждый чувствовал себя виноватым. Особенно переживала Антонина Ивановна. Целую неделю после убийства она просидела в адресном столе, разыскивая земляков Яковлевых, и не догадалась заглянуть в иногороднюю переписку. Все молча наблюдали, как старший дактилоскоп, вооружившись большой лупой, рассматривал письмо и конверт, и все ждали от него какого-то чуда. Но чуда не случилось.

— Я возьму к себе всю папку, Анатолий Федорович, обработаю реактивами. Думаю, ангидрид проявит все отпечатки, — объявил эксперт-криминалист.