— А вот это я постараюсь узнать в Озерном, — усмехнулся Николай.
Фролов задумался.
— Знаешь, последние сюрпризы по делу настолько неожиданны, что я готов поверить, ты нас еще чем-нибудь удивишь. Только помню, при разговоре с Драгиным у меня сложилось твердое убеждение, что смерть Яковлевых была для него неожиданностью. Скорее даже ударом. Он был поражен, когда я рассказал ему подробности. Нет, он не мог так сыграть, если сам замешан. Вот что, готовь запрос в Читу о Лыткине, а сам отправляйся в Старицы. Надеюсь, и там тебе повезет...
Сомов хотел ответить, что везение тут ни при чем, что он десять месяцев работал по делу как проклятый и если добился каких-то результатов, то только благодаря своей настойчивости и прирожденному таланту, но решил, что совсем ни к чему откровенничать с Фроловым.
Глава пятая
Николай с удовольствием пил молоко: холодное, густое. Наливал из глиняной крынки в граненый стакан и наблюдал, как стекло на глазах покрывалось влагой. На улице стояла жара, а в избе было прохладно. Пахло чебрецом, еще какими-то травами, свежевыпеченным хлебом. Напротив, у края стола присела Агриппина Самсоновна, и Николай, поглядывая на нее, удивлялся: бабке восемьдесят, а быстрая, проворная и присела-то лишь после того, как он настоял.
— Кушай, сынок, кушай. Молочко у меня свое, некупленное, и хлебушек утром испекла. Так-то все в лавке беру, а иной раз душа своего запросит, вот и пеку себе, значит, в удовольствие, а тут вот и ты пожаловал. Скажи-ка мне, мил человек, поведай, пошто ты все про Марфу с Родионом выспрашиваешь, натворить они вроде ничего не могут... Коли еще живы, теперь дюже старые. Родиону-то должно девяносто годков быть. Мне вот в яблочный спас будет осемьдесят, а Марфа-то старше. Теперь уже им против закону не с руки. Это по молодости Родька все с властью споры заводил, а потом присмирел.
Сомов убедился в том, что старушка не знает о смерти Яковлевых. Как же так, прошло столько лет, а на родину погибших так и не дошла весть о их судьбе? Значит, Гришаев еще тогда, когда был в Старицах и искал связи Яковлевых, никому не сказал о их гибели? Почему? Решил умолчать о том, что еще бывают такие преступления или просто не с кем было поделиться? Если бы сказал одному-другому, то наверняка расползлась бы по округе эта весть и добралась бы и до Агриппины Самсоновны. А что он, Николай, выиграет, если скажет вот сейчас о настоящей причине своего приезда? Захочет ли бабушка быть с ним откровенной или постарается уклониться от разговора? Пожалуй, все-таки нужно сказать. Даже самые безразличные люди, те, которые, как говорится, считают, что их хата с краю, не будут скрывать, что знают. Уж больно тяжкое дело — групповое убийство. «Интересно, прав я или нет? Выйдет из Николая Сомова психолог? Расскажу сейчас старушке и посмотрю». И Николай вкратце поведал бабушке Агриппине страшную кончину ее земляков.
— Ах, господи! Ах, матерь божья! Люди в земле, я на них хулу возвожу. И Людмилу загубили? Нет, милый, не знаю тех душегубов. Не буду грешить, не знаю. — Старушка, вытирая слезинки концами белого платка, прикрывавшего ее темные, почти без седины волосы, задумалась. Перебирая узловатыми пальцами край клеенки, покрывавшей стол, начала вспоминать:
— Как Советская власть стала на ноги, я со своим хозяином — мужем, значит, да с детишками сюда в Голубино перекочевала и в Старицах, почитай, с тех пор и не бывала. Дети, хозяйство, не до гостевания. Так что Марфу и Родиона редко видела. Но вот что, парень, я тебе скажу: найди Нюру. Она еще долго у них жила. Где найти, говоришь? Про это точно не знаю, сказывали люди, что в совхозе «Отрадный». Это за Старицей верст тридцать будет. Значит, Марфу про богатство пытали? Тяжкую смерть приняла? Царство ей небесное!
Агриппина Самсоновна задумалась, зачем-то прошла на кухню и, погремев там посудой, вернулась.
— Не знаю, сказывать тебе аль нет, может, напраслину на человека возведу, но ты сам разбирайся, а я скажу, чтобы греха на мне не было. Перед войной, года за два или за три, когда немец на нас напал, объявился в Голубине сродственник Марфы — Спиридон Драгин. Еще до революции, пока Родион на войне был, этот Спиридон у Марфы в приказчиках бегал, а люди болтали, что потом и в полюбовниках хаживал. Когда мы в Голубине жили, слух был, что Спирька Драгин у Родиона мельницу откупил. Ты-то знаешь про Драгина?
— Слыхал, бабушка, — насторожившись, боясь спугнуть неловким словом старушку, ответил Сомов.