Обычные люди

Наконец он домотал до последнего Нового года. Несколько фотографий. Они — ее муж Саша и Нина — на пляже. Бесконечная линия светлого песка уходит за горизонт. Океан глубокого синего цвета накатывает на пляж высокими волнами. Ветер с моря бьет по лицам, рвет волосы. Все трое щурятся от яркого солнца, от ветра. В камеру никто не улыбается, но видно, как счастливы мать, отец и дочь. Талантливый фотограф или простой прохожий, которого они попросили сфотографировать их вместе, поймал тот редкий момент, когда на снимке люди счастливы не по отдельности, а все. И это счастье разливалось в воздухе, уносилось ветром, и его было так много, что оно не убывало, а, наоборот, прибывало и накатывало через экран. И вот Андрей Анатольевич уже вспоминал другой день на море. Они ездили в Ялту в середине девяностых. На пляже некуда было ступить — отдыхающие лежали на полотенцах плотнее, чем шпроты в банке. Они с женой и Таней, смеясь, долго шли по гальке, обжигая плечи под палящим солнцем, и все-таки нашли место для троих, почти у самой воды. Самые длинные волны, набегая, касались их сумок и полотенец, и они смеялись и отодвигались, пока следующая волна снова не ловила их за ноги. Таня впервые увидела море. Ей нравилось все — галька, ветер, люди на пляже, волны, в которых она барахталась, заливисто смеясь. Жена в тот день обгорела, и два следующих утра Андрей Анатольевич и Таня мазали ей спину сметаной и уходили на пляж вдвоем, а она показательно страдала и смотрела телевизор. Море, солнце, смех дочери и заботливость жены, вечерние прогулки — и счастье, бесконечное счастье. Ни капли от него не осталось сейчас, в этой жизни. И от воспоминаний, от сожаления, что все вышло вот так и никак теперь не исправить, Андрей Анатольевич заплакал. Он плакал не всхлипывая, не вытирая слезы, и они катились по лицу и капали на голубую простыню, замирая на ней темными пятнами.

Немного успокоившись, он перешел на страницу, отмеченную на фотографиях, где была дочь. Похожее, как у матери, фото на фоне неба. Ее звали Нина, и она стала художницей. Последним постом было приглашение на открытие ее выставки в Сан-Франциско. Пост был на английском. Английского Андрей Анатольевич не знал, но можно было щелкнуть «Показать перевод». Оказалось, что Нина редко выкладывает свои фотографии. Но все же, проматывая ленту черно-белых движущихся рисунков, на многих из которых почему-то были динозавры, он нашел несколько ее снимков. Худенькая девушка с грустными глазами. Ничто в ее внешности не говорило о том, что она художница. Пожалуй, едва ли догадаешься, если не знаешь. Разве что по тяжелым браслетам на обеих руках. И по задумчивому взгляду. Хотя и самые обычные люди могут носить браслеты и выглядеть задумчивыми.

Андрей Анатольевич утомился от разглядывания. У него затекла шея, и по краю зрения стало предательски темнеть — слишком долго просидел, согнувшись над планшетом. Он откинулся на подушку и лежал, глядя в потолок и думая обо всем и ни о чем. Так он пролежал несколько минут, пока не открылась, грохнувшись о стену, дверь в его палату и не вошла медсестра. Она везла с собой стойку с капельницей, в которой торчали две бутыли. Опять на несколько часов, подумал с тоской Андрей Анатольевич.

— Ну что, готовы? — весело спросила медсестра.

— Погодите минутку, мне нужно написать очень важное письмо, — ответил Андрей Анатольевич.

Деловой тон человека в пижаме звучал комично, но многое повидавшая медсестра, которую коллеги предупредили, что пациент из восьмой палаты со странностями, просто кивнула и вышла. В коридоре ее ждала стайка капельниц с номерами, написанными на розовых стикерах. Она покатила одну в соседнюю палату.

Андрей Анатольевич собирался с мыслями. Какое написать сообщение, чтобы ему поверили? Сначала он хотел подробно описать, кто он и откуда знает Александру, но потом решил написать кратко, а если она ответит, то рассказать подробнее. Он нажал на кнопку «Сообщение» и замер над пустым белым окошком, решаясь. О детях он не говорил даже покойной жене. После ее смерти рассказал Тане, но она не поверила.

«Здравствуйте! — написал он. — Два ребенка все еще здесь, в Петербурге. Мне нужна ваша помощь». Несколько раз перечитывая это короткое сообщение, он то заносил руки над клавиатурой, то убирал их, хмурился, тер ладонью лоб. Размышления прервала медсестра.

— Ну что, отправили свое сообщение? — спросила она, входя.

Андрей Анатольевич сглотнул и нажал на значок в виде бумажного самолетика. Сообщение с едва слышным чпоком переместилось на белое пространство и замерло. «Доставлено», — появилось в правом нижнем углу. Он перевел дыхание. Медсестра уже наклонилась и присоединяла капельницу к вмонтированной в руку иголке. Пациент выключил планшет и положил его на тумбочку, откинулся на подушку.

Медсестра настроила скорость, поправила подушку, спросила, удобно ли лежит рука, сложила полотенце и подсунула его под руку Андрея Анатольевича, потому что рука лежала неудобно. Она все делала ловко, с удовольствием, и он залюбовался тем, как хорошо она выполняет свою работу.