Обычные люди

«Но вопрос в другом. У нас есть покупатель на рисунок из нью-йоркского периода, который с цирковым шатром».

Я села на кровати, свесив ноги.

«Здорово! Кто это? Музей или коллекционер?»

«Эм… не хочу тебя расстраивать, но это семья туристов из Алабамы. Но дело не в этом. Заявленная цена по каталогу — $2000, а он просит дать скидку».

«Дай ему скидку. И пусть Нью-Йорк висит в доме в Алабаме».

«Он просит продать рисунок за $1000».

Я смотрела на цифру, и чем дольше смотрела, тем более ничтожной она мне казалась.

«Это нормально для первой продажи, — успокаивала меня Лу. — Продай им и рассказывай всем, что ее купил частный коллекционер».

Я молчала, понимая, что хочу расплакаться, причем вовсе не из-за скидки на рисунок.

«Слушай, давай так. Я передам ему, что тебе нужно подумать, допустим, два дня. Они говорили, что будут в городе всю неделю. А ты пока подумай и скажи мне, что решишь».

«Хорошо».

Она прислала в ответ кулак с вытянутым большим пальцем.

Мира, на ходу вытирая волосы полотенцем, вышла из душа, наряженная в плюшевый халат, который был ей велик размеров на пять. Она увидела, что я сижу со включенным телефоном, и коротко сказала:

— Выключи его.

Я посмотрела — сообщений от Вани еще не было, выключила телефон и сунула под подушку.

— Кто она такая? — спросила Мира.

— Альбертина?

— Ну.

— Мамина знакомая. Даже не знаю откуда. Она лет десять назад вышла замуж за старика-миллионера. Отгадай, что случилось дальше.

— Он кокнулся и оставил ей свои миллионы?

— Ну, почти все отсудила обратно его семья, но у нее осталось миллионов пятьдесят, кажется.

Мы рассмеялись.

— Она живет тут? — Мира обвела взглядом яхту.

— Да, ей нравится то тут, то там. Ходит по Средиземному морю. Нам повезло, что она оказалась в Неаполе. Хотя она все равно бы помогла.

— Как думаешь, ничего, если мы пойдем наверх в халатах?

Мы посовещались и решили, что ничего, и поднялись в гостиную.

Альбертина вела привольную жизнь. После смерти мужа она пыталась работать, учиться, но ни то ни другое не пошло, поэтому она купила самую дорогую яхту, которую могла себе позволить, наняла капитана и повара и поселилась на Средиземном море. Горничная на борту тоже имелась. Когда мы гостили на яхте в прошлый раз, ею была шумная, загорелая до черноты неаполитанка, которую я побаивалась.

Альбертина почти перестала сходить на сушу, за то часто принимала гостей на борту. Ее день начинался часов в одиннадцать, до обеда она валялась в кровати, завтракала и запивала завтрак шампанским или просекко^[21]

. Потом выходила на палубу и, в зависимости от погоды, принимала воздушные или солнечные ванны, выпивая между делом еще несколько бокалов. Потом, пошатываясь, спускалась в большую каюту, где ее ждал шикарно сервированный обед. После обеда она шла вздремнуть в свою роскошную каюту, чтобы набраться сил перед ужином.

О своем распорядке дня она рассказывала со смехом и вообще, несмотря на миллионы, казалась обычной девушкой из небогатой семьи, какой была до замужества, бестолковой, но с добрым сердцем. Пообедать с милой хозяйкой на яхту поднималась самая разношерстная публика. Хоть Альбертина не была красоткой и не отличалась умом, все ее любили просто так, без причины.

Когда мы поднялись в гостиную, они с папой пили просекко. Стол был уставлен закусками — ветчина и сыры, фрукты, хлеб. Альбертина успела переодеться в бирюзовый брючный костюм, похожий на пижаму, и собрать волосы в пучок и стала еще больше похожа на русалку. Заметив нас, она повернулась и ласково улыбнулась. Ее глаза — я впервые заметила — были неуловимого цвета, казались то зелеными, то карими. Я подсела к ней и, пока она спрашивала, как у меня успехи, пригляделась. Зрачки были коричневыми по внешнему кругу и зелеными внутри. Я припомнила, что нам рассказывал преподаватель в академии в Питере: в русском языке нет слова, обозначающего такой цвет, но на английском его называют ореховым.

Я смутилась от ее вопросов, не хотелось рассказывать, что произошло на открытии, поэтому ответила в общем: окончила школу, учусь в художественном колледже.

— Я всегда говорила твоей матери, что ты не только талантливая, но и сильная. И еще стала настоящей красавицей.

Пока я переваривала непривычную характеристику своей личности, повар (и официант в одном лице) внес серебряное блюдо под огромной крышкой. Мы освободили место в середине стола, и он поставил его перед нами. Потом взялся за пимпочку крышки и, выждав эффектную паузу, поднял ее. От еды поднимался густой пар, а когда он разошелся, оказалось, что на блюде выложены гигантские креветки, лобстер, крабы, кальмары и щупальца осьминогов, приготовленные на гриле, вперемежку с овощами, тоже поджаренными на гриле, от которых и исходил густой пар. Альбертина по-детски захлопала в ладоши.

Пока мы передавали друг другу тарелки и приборы, повар ушел на камбуз и вернулся с блюдом с ризотто и вторым с пастой с томатным соусом.

Еда была простая, как сама Альбертина. И мы ели, облизывали пальцы, подкладывали еще, отрывали куски от чиабатты, чокались бокалами и смеялись.

«Королеву тунцов» ощутимо качало.