Обжечься светом

Передо мной сидела женщина, не очень приятная для меня, последние пять лет она готовила для меня завтраки, обеды и ужины в моем доме, но так и осталась тягостной за свой длинный и острый язык. Но почему сейчас я хотел бы выслушать, все что она говорила?

– Вы со всеми так? Даже ее успели обидеть?

– София? – я даже поддался вперед.

– Каждый день приходит, – Лариса не дала мне вставить слово. – Я же все вижу, она с тоской спрашивала приходите ли вы к другу! Появляется здесь, будто хочет застать, но только днем. Я советовала ей, найти мужика попроще. Вот, скоро обход.

Кто-то закрыл дверь в палату, тут же снизу пробежала тонкая желтая полоса. Из коридора слышались шаги и голоса. Давно стало шумно.

– Правильный совет.

Казалось, она удивилась моему спокойному тону.

Когда пришел врач с медсестрой, я пытался не смотреть на то, как они обнажают раны Макса. Палата слишком маленькая. Лариса как специально, ушла куда-то. Я же не могу. Тут Тимур еще подлил масла в огонь:

– Эд, сядьте уже, наконец! Вы мешаете. Он может проснуться, нужна будет ваша помощь.

Я сел снова в кресло и не заметил, как просил кого-то или что-то, чтобы мой друг не очнулся. Но видимо меня слушать не стали и сделали наоборот, Макс открыл глаз и вскинул руку!

– Что я говорил? Держите его!

Он был сильнее меня, но я с легкостью прижал к кровати его правое плечо, сменив врача. Макс тяжело дышал сквозь зубы и, выпучив глаз, с испугом смотрел во все стороны.

– Макс! Смотри на меня! Это я! Мы в больнице! – он не переставал дергаться.

– Говорите с ним! мы только вскрыли руку!

Я кинул взгляд на то мясо, что врач назвал рукой.

– Макс, дружище, успокойся! Ты же делаешь только хуже! Терпи, я знаю, тебе больно.

Он чаще задышал. Не надо поддаваться панике.

– Макс, помнишь ты не пошел на свидание с девушкой, потому что я устроил истерику и мне стало плохо? Как ее звали? – неожиданно для себя я почему-то вспомнил этот момент. – Я видел ее тогда в машине. Блондинка, да? Но ты не пошел с ней.

Надо улыбнуться.

– Тебе пришлось остаться со мной. Если бы не ты, как всегда.

Он перестал сопротивляться и теперь смотрел на меня, продолжая раздувать ноздрями воздух.

– Надеюсь, ты не жалеешь об этом? Я вот помню, извини! – я и сам спокойнее заговорил, удивительно, что это сработало. – Я знаю, знаю! Макс, лучше расслабиться. Я отпущу тебя, хорошо?

Он нахмурился.

Медсестра накладывала на руку что-то похожее на мазь, отчего Макс сжал простыню.

– Максим, – доктор склонился над ним. – Я ваш врач. Помните меня? Вы понимаете, что случилось?

Он осторожно кивнул и закрыл глаза. Точнее левый глаз и так закрывала повязка. Я и не знал, что так сложно найти слова для отвлечения от боли! Их не существует. Эта надежда живет только в том, кто произносит их. И мы как в сценарии, меняемся местами. Не слова заставляют отвлечься, а понимание того, что кто-то просит нас об этом. Больной делает одолжение, но не себе.

Он поднял руку и осторожно коснулся своего лба, глаз, но не стал опускаться до щеки, задержав руку, поморщился. Я с волнением наблюдал за этим, хорошо, что врач с медсестрой закончили с рукой. А может и нехорошо.

Врач пояснил какие части тела пострадали, сообщил, что чуть позже подойдет офтальмолог, но с глазом все в порядке. Это на всякий случай. Дело в коже в уголках внешнего века. Макс молча слушал, разглядывая обстановку как мог. Я понял, что свет слепил его, но если приподнять кровать, то освещения будет недостаточно для процедур, его и сейчас не хватает. Лампа на стене практически над его головой и чуть приглушена. Не знаю, как медсестра справляется и качественно ли она выполняет свою работу? Либо мне выйти отсюда, либо включить основной свет. Но ни то, ни другое невозможно, к тому же я здесь как друг. Я пытался приободрить Макса, рассказывая о работе. От слов, что секретарь меня загоняла, он выдал что-то похожее на улыбку. Вошла Лариса, думаю, она ожидала другой картины, а не поврежденную ногу. Она бросилась к больному как близкая и родная, как тетя, которая внезапно обнаружилась. Даже Тимур, осматривая рану, поднял на нее голову. Она причитывала, что он молодой, теперь лежит в больнице, а я загублю всю его работу, и все в этом духе. Я пропускал все мимо ушей, с облегчением понимая, что она не несёт ничего лишнего. Значит, только со мной можно говорить все, что вздумается. Не совсем дура.

Меня беспокоило, что Макс молчал, а врач переходил к лицу. Как хотелось выйти отсюда! Лариса вдруг, под предлогом, что ей надо позаботиться о завтраке и для меня, сделала это.

Я стал рассказывать про случай с ошибкой. Не торопясь, подробно, даже заметил, что врач кивнул, значит, все правильно делаю. Рассказал, что нам не дают начать ремонт лаборатории и десятого этажа, и ничего не известно по срокам.