Обжечься светом

– Как думаешь, о чем говорить с той семейной парой? – я надеялся вовлечь его если не в разговор, то в размышления, а сам наблюдая как он задерживает дыхание, когда снимают лоскуты с его шеи. Он не кричал, иногда зажмуривался, затем выдыхал. Мне стало не по себе от тишины, в которой слышно только меня, шелест от врача с медсестрой. В тот момент я был рад, что он не может заметить куда устремлен мой взгляд, как я смотрю на левую часть его лица. С шеи и щеки будто оторвал верхний слой кожи, именно оторвали, не вырезали. Неровными кусками оголены слои свежего мяса.

– Максим, не шевелитесь.

Ожог в уголках губ слева и выжжены волосы на висках. Он снова зажал простыню в кулаке.

Тимур закончил, наложив какую-то влажную повязку. Затем Макса осмотрел офтальмолог, отоларинголог, сняли повязку с глаза. Но мой друг все так же молчал. Когда все ушли, а домработница еще не появилась, я показал Максу телефон и вложил в правую руку. Он не хочет или не может говорить? Но он поднес его и что-то написал в черновике сообщения и показал мне. "София?" Я удивился.

– Она в порядке. Причем здесь София?

Он мне не ответил, отвернул голову, а после закрыл глаза.

Я не ожидал, что буду рад возвращению Ларисы.

– Поговорите с ним.

Я уступил ей место в кресле.

– Долго вы здесь будете? – ядовито поинтересовалась Лариса.

– Это мое дело, вам не кажется?

– Глупый, а притворяется умным. Мне же надо знать, подготовить ли что-нибудь на обед, вы же не опустите крылья, чтобы посетить ближайшее кафе, ой, ресторан?

Я хотел ей ответить, что могу обойтись без и нее и сожалел, что это не так.

Нет, мне это в конец надоело!

– Вы здесь, Лариса, чтобы ухаживать за ним! – я указал на кровать, в которой спал Макс. – Вам это ясно или нет?! Не обо мне! Это понятно? Не обо мне!

– Зачем же …

– И лучше не открывайте рот рядом со мной!

– …так кричать.

Я отошел в другой конец комнаты, во мне кипела злость. Невозможно выносить эту женщину и смотреть на нее! Хотелось выть от беспомощности. Какая маленькая палата!

Вспомнив об Алексее Андреевиче, я позвонил ему с просьбой спасти. Еще пятнадцать минут терпения и он вывел меня в соседнюю комнату.

– Я не могу находиться в одном помещении с этой женщиной! – я на ощупь нашел кровать и сел.

– Почему же? – послышался голос в темноте.

Она неприятно выражается, дерзит, язвит, а ее тон? Да со мной никто так не разговаривает!

– Эд? Почему же?

– Она слишком часто говорит мне правду в глаза…

Я лег, снял очки и разглядывал глубину темноты.

– А почему вас злит это?

– Вы мне скажите.

– Из-за чего вы испытываете вину?

– Скажите, почему он молчит?

– Ваш друг? Вы спрашивали у него?

– Я спрашивал.

– Эдуард, прошлый раз вы рассказали кое-что, о своей матери. Элин? Маленьким ребенком вы боялись уколов и странных процедур, от которых вам было и больно, и некомфортно. Вы могли лежать несколько часов в одном положении, а когда устраивали истерики, вас усыпляли. Это делал ваш отец. Элин редко появлялась, но в такие дни вы ходили вместе в кино, читали привезенные ею книги, это она подарила вам компьютер.

Я поднялся на кровати.

– Это я все рассказал?

– Думаю, она постаралась, чтобы вы не помнили этого.

– Десять лет назад Макс узнал, что мой отец делал со мной на самом деле. Это было не лечение моей болезни, она была побочным эффектом того, что он делал. Макс заставил его уйти и с тех пор заботиться обо мне. Вся работа, открытие лаборатории…лишь бы понять, как вылечить мою непереносимость света или хотя бы создать обезболивающее, способное помочь мне. Первые пару лет я случайно попадал под лучи солнца – забыл зашторить или закрыть окно, и на утро они добирались до меня, блокируя мои легкие. Макс столько раз вытаскивал меня…но потом эта головная боль, которая проходила только если я умирал снова.

– А Лариса производит вслух то, что вы и сами о себе думаете? Поэтому вам это не нравится?

– Макс хотел быть врачом, настоящим врачом, работать в больнице, а не управлять компанией! Да, я виню себя, за то, что ему пришлось отказаться от своих планов, столько терпеть со мной.

– Он начинал работать у вашего отца?

–Я однажды сказал ему об этом, но он ответил, что я для него не пациент, а друг. Только это же еще хуже, правда же? Пациента можно передать другому врачу.

– А эта ситуация с пожаром тоже из-за вас?

– Обычно я работаю на том этаже.

– Должны были снова пострадать вы?

– Лучше бы я, разве нет?

– А чтобы делал ваш друг при этом?

Я провел по волосам.

– Да, вы правы, сейчас я могу ему помочь.

Даже стало легче.

– Эдуард, к сожалению, мне пора, у меня операция. Может, еще вечером поговорим?

– Вы не ответили на вопрос, почему он молчит?

Может ему есть, что сказать, а воспроизведение этого вслух настолько тяжело?

– Продолжайте говорить с ним, поделитесь, что думаете об этом и просто ждите. Иногда к новой роли тяжело привыкнуть. Он все понимает и не из тех, кто будет долго молчать.

Мы вышли в коридор, здесь было светлее, я уже видел очертания его лица.