Обжигающий след

Она улыбнулась.

– А ты – мальчишкой с довольно скверным характером.

– Да, – усмехнулся шкалуш. Незаметно для девушки он достал из кармана пшеничное семечко и проглотил.

Снова пришли мысли об опыте парня в поцелуях, и Тиса слегка нахмурилась. Ревность стала подгрызать сердце, словно мышь сырную головку. Пару минут она ерзала на пятой точке, затем все же не удержалась:

– Скажи, а зачем ты сбегал из части?

Шкалуш глянул на нее с недоумением.

– Надеюсь, не к девицам, как предположил Василь? Я помню, – Войнова прикусила нижнюю губу, чувствуя, что краснеет. Благо, вечер на дворе, и так все вокруг персиковое.

Новобранец расплылся в счастливой мальчишеской улыбке.

– Боже упаси. Я не мог уснуть в казарме, привык к свежему воздуху и высоте. Уходил, чтобы выспаться.

– Это правда?

– Нет, конечно. Но другого объяснения у меня нет, – пошутил шельмец и получил чувствительный тычок в плечо.

Трихон моментально посерьезнел. Он развернул Тису к себе и заглянул в янтарные глаза.

– Неужели ты во мне сомневаешься?

Она молчала, и парень покачал головой.

– Разве ты не видишь? – произнес он глухо. – Да я не дышу рядом с тобой. Уже месяц вижу облик твой всякий раз, когда закрываю глаза. А когда ты так смотришь на меня, я в полной мере ощущаю, что Единый слепил мужчину из глины. Мягкой, податливой глины.

Лицо девушки просветлело. Поцелуй вновь выветрил из головы все мысли.

Два человека посреди поля, по сути – две песчинки на теле Хорна. Но и у бренного мира есть границы. Любовь же не имеет пределов, она вездесуща. Так говорится в писании.

* * *

На другой день Тисе вновь довелось покормить рысака, для чего хозяйка проредила Камиллины припасы. И на второй, и на третий… Это были дивные вечера, проведенные с любимым человеком. Большего счастья девушка не знала. Они кормили древнего, потом, оставив лошадей плестись следом, шли гулять куда глаза глядят – лишь бы вместе.

И сегодня с самого утра Войнова уже ждала вечера. Слава Единому, было чем заняться, иначе время тянулось бы растопленной на солнце карамелью.

Лекарь с благоговением открыл коробочку и показал помощнице ее содержимое. Порошок из драконьих скорлупок отливал желтым перламутром и имел странный запах, немного похожий на аромат корня сельдерея.

– На, держи, – старик передал коробочку. – Теперь, как я показывал, осторожно продолжай помешивать отвар одной рукой, другой по крупицам сыпь порошок. Да куда ж ты столько-то?!

– Ой! – воскликнула молодая травница, увидев, как зелье поднялось розовой пеной до самых краев кастрюли и чуть не перелилось через них.

– Горе луковое. Кому долдоню? По крупицам!

– Я случайно.

Пена опала, и Тиса аккуратно стряхнула с коробка в клюквенное варево щепотку порошка, продолжая гонять половник по кругу.

– Вот, – одобрительно крякнул Фомич. – Другой компот.

За два часа, пока Войнова сыпала в силуч порошок, у нее устали руки и затекли ноги. Зато удовлетворение переполняло неимоверное. Прямо перед ней, ее же руками создавался напиток поразительной силы. Это ли не чудо?

И когда зельевары составили кастрюлю с решетки на табурет, помощница разогнула спину и тыльной стороной ладони вытерла пот со лба.

– Что, дочка? – лукаво усмехнулся врачеватель. – Это тебе не чаек заваривать? Трудная задачка-то?

– Трудная, дед Агап.

– Молодец, на этот раз неплохо справилась и полностью сама все сделала.

Тиса довольно улыбнулась.

– Дадим силучу остыть, пару дней настояться, затем процедим и разольем по склянкам.

Уставшие, но довольные старик и его помощница сбросили с себя передники и покинули на время жаркую кухню, перейдя в покои лекаря.

– Глафира, накрывай обед победителям! – распорядился Агап. Он подмигнул Тисе и предложил присесть на топчан.

Ощущая ноющую боль в мышцах, она с удовольствием приземлилась на старенькое покрывало.

– Быстро мы в этом году управимся. – Старик потер худые коленки руками. – Завтра я у брата буду, а послезавтра продолжим.

После обеда травница покинула лечебный корпус триумфальной походкой, хоть и слегка пошатывающейся. Неся себя с достоинством, она внутренне восторженно улыбалась своему успеху в зельеварении.

Оказавшись в родных стенах, мурлыкая себе под нос панокийскую мелодию, девушка взялась перебирать обувь. Летнюю спрятала на полки в кладовой. Осеннюю, не требующую починки, отдала новобранцам на чистку. А две пары отцовских сапог и свои ботинки отнесла Зошику на подбой и штопку. Конюх принял работу, глянув на молодую хозяйку:

– Все смастерю, Тиса Лазаровна, лишь бы ваши очи всегда сияли, как сейчас.

Она неожиданно смутилась, а Зошик широко улыбнулся.

– Счастливая женщина что яхонт сверкает, не спрячешь, – подмигнул лукавец.

Оказывается, у нее уже на лице все написано, подумала Войнова, шагая обратно в дом. Не удержалась, рассмеялась своим мыслям. Проходящие мимо работницы прачечной повернули головы, похоже, сомневаясь в душевном здравии капитанской дочери.