Обжигающий след

– Боже Единый! – взмолилась Тиса. У нее вышло! Радостно оглянулась: Трихон и Ганна поднялись со своих мест и махали ей руками. Народ гурьбой покидал лавки и не давал им пройти.

– Молодец, девочка, – это Климыч подошел поздравить. – Не дала мне второго шанса. Настоящая дочь своего отца! – потряс таможенник ее ладонь.

– Спасибо, Зарай Климыч, – она счастливо улыбнулась.

– В следующем году еще повоюем, – подмигнул мужчина и отправился дальше.

– Вот это да! – поцеловала ее в щеку пораженная Ганна, которая, похоже, вовсе не надеялась на победу. – Ты выиграла деньги! Они в мешке? Точно? Ты посчитала? – Подруга полезла в корзину раскрывать мешок.

– Поздравляю, – сказал Трихон.

– Спасибо! – Тиса подавила шальную мысль с радостным возгласом кинуться парню на шею. – Знаешь, я была уверена, что промахнулась.

– Но ведь этого не случилась, – с мягкой улыбкой на губах шкалуш наблюдал ее восторг.

– Да!

Девушка засмеялась – беззаботно, как в детстве. На миг удача наградила ее душу забвением всех тревог. Победа оказалась во сто крат приятнее, чем она себе представляла. Похоже, этот день войдет в число лучших в ее жизни.

– Все пятьсот здесь! – радостный возглас Ганны привлек к подруге внимание. – Боже, сколько денег! Ты и в самом деле можешь заказать аптекарю камень! А этот коротышка точно не обманет? Не нравится он мне.

Тиса и Трихон улыбнулись.

– Что смешного? – Ганна гордо выпрямилась, напуская на себя неприступный вид.

Это развеселило еще больше. Место быстро пустело. Покидая его, победительница в последний раз оглянулась. Глашатай, забравшись на лавку, пытался сорвать растяжку с объявлением, зазывающим на конкурс. Тиса сняла с себя громоздкий колючий венок, повертела головой, не зная, куда его деть. И шкалуш без слов забрал его из рук девушки и понес.

* * *

Отец все также проводил время в компании военных под куполом соседнего шатра. У крайнего ряда лавок, в числе тех, что полукругом располагались вокруг сцены, Войнова заметила сразу несколько знакомых лиц – Прохора Фомича с родней, Агапа Фомича, Камиллу, Рича – и потянула Ганну за руку.

– …птица была как живая, клянусь Жнухом, – взволнованно договаривала Камилла. – Я боялась, что она полетит ко мне. Ой, наши девочки, – увидела их кухарка.

По случаю праздника на плечах женщины красовалась шаль с цветочным узором и длинной бахромой, хотя выражение лица стряпухи оставалось кислым.

Поздоровались. Заметив, что шкалуша рядом нет, Тиса в недоумении оглянулась по сторонам.

– Что за птица? – спросила она, слегка погрустнев.

– Из таза с водой, – указал на сцену лекарь. – Вэйн нас развлекал. Гляди, сейчас опять ветра надует.

– Ух ты, снова начинается! Я подойду поближе, – воскликнул Рич и заковылял меж рядами лавок к сцене.

– Только в толчею не лезь, – попросил его вдогонку Агап.

На деревянном помосте и в самом деле кланялся Филипп, пока двое коренастых мужиков доливали в таз воды. Сделав дело, подсобники спрыгнули со сцены, а вэйн поднял жезл над пюпитром. Через минуту над синеволосой головой закружились разноцветные водяные пузыри. Блестя круглыми боками на солнце, они выстраивались в разнообразные фигуры: то в круг, то в звездочку, то в треугольник, то в замысловатые вензеля и узоры. «В целом красиво, словно смотришь в гигантский калейдоскоп». По ногам девушки пробежал сквозняк.

– Так вот откуда ветер, – проворчала она беззлобно.

Ганна не услышала ее слов, наблюдая за представлением.

– Тисонька, а что за корзина у тебя? – полюбопытствовала Камилла. – Ты что-то купила?

Та лукаво улыбнулась.

– Подожди-ка, – крякнул Агап. – Так ты…

– Да! Я выиграла! – Тиса повисла на шее у радостно-удивленного старика.

– Святая Пятерка! – ахнул лекарь.

– Что еще за состязания? – спросила кухарка.

Тиса рассказала. В силу плохого настроения Камилла на нее сперва немного подулась – мол, как это она промолчала о намерении участвовать в конкурсе. Но долго обижаться стряпуха никогда не умела и вскоре уже обнимала девушку и вовсю хвалила. Ганна заявила, что пойдет поищет своих пострелят, заодно, может, Кошкиных встретит и скоро вернется. Тем временем наместный под хвалебную речь Тонечки и восторженные аплодисменты публики покинул мокрую сцену, а на ней появился кочевник – загорелый, белозубый, явно с бабушкой-чиванкой в родословной. Смоляного цвета волосы его были заплетены в многочисленные косички. Поставив ногу на табурет, он защипал широкобедрую чиванскую домбру. И запел: