Очень мелкий бес

— Ты, старик, не прав, — прервал его вышедший на кухню Эдик. — Все дело в том, что ты не смотришь мексиканские сериалы. А вдумчивый и не чуждый творчеству человек, посидев три-четыре вечера подряд перед телевизором, всегда поймет, что нужно нашему читателю-зрителю. И не только поймет, но и на практике это отобразит.

—  Значит, обыватель хочет жвачки, а наше дело нос по ветру держать и улавливать, когда ему подсунуть очередную порцию?..

— Момент такой, — сказал Эдик и поднял над головой палец, как бы утверждая значимость момента. — Литература, чтобы выжить, должна иногда прикидываться жвачкой. А уж если тебе так неймется, то можешь к жвачке добавлять кое-какие витамины. Главное, не передозировать, а то у читателя начнется аллергия и вообще книжный рынок рухнет. Кому тогда нужны будут наши умствования...

— У тебя получается, что Муська Кирбятьева водит читателя по жвачечным дебрям исключительно для того, чтобы спасти родную словесность! Прямо-таки литературный Сусанин...

— Именно так! — согласился Панургов.

— И ты, судя по твоим нынешним творениям, недалеко от нее ушел!

— Я не ушел, а как раз пришел, — ничуть не обиделся Панургов. — В стране происходит десакрализация писательского ремесла...

—  Еще бы: Толстой с Достоевским — писатели, и Кирбятьева с Тарабакиным — тоже писатели! Чем не десакрализация?!

—  Неумно  отстраняться  от  объективного  процесса  лишь  на  том  основании,  что он тебе не нравится...

— Вот-вот — и ты, Брут! Ты, человек с двумя высшими образованиями, читавший Флоренского и Бердяева, ты, носитель культуры, черт тебя побери! За этими твоими разговорами о десакрализации скрывается обыкновенное желание ухватить кусок пирога — коли платят за пляски на теле полудохлой литературы, то почему бы не поучаствовать?! Почему бы не поплясать, коли все равно помирает?! А всего-то надо — промолчать, уйти в сторонку, просто не писать. Ведь можно же не писать, если как следует поднатужиться? Проявить героизм и не замарать чистого листа— можно?!.

—  И  эту  гневную  филиппику  я  слышу  от  Дика  Стаффорда,  славного  в  широких дамских кругах сочинителя!

Каляев зарделся. Крыть было нечем — Панургов попал в самую точку.

— Я-то славен, — сказал Каляев, не привыкший уступать поле боя, — я-то славен, но мне стыдно от того, что я славен... — Он остановился, сообразив, что ляпнул что-то несусветное.

— Уймись, Дрюша! — сказал Портулак. — Есть кое-что поинтереснее.

Бунчуков разлил по чайным чашкам, добытым из кухонного шкафа, и все четверо выпили.

— У меня возникла догадка, и она подтвердилась, — сказал Бунчуков, закусив сухариком. — Игоряинов не в психушке, он вообще неизвестно где. А может быть, и нигде уже...

—  Но его секретарша сказала... И сам я видел его сегодня утром... — проворчал Каляев.

— Вот ты и был один из последних, кто его видел. И пену, между прочим, ты видел — засохшую пену. Третьего дня нечто похожее было в офисе Коли Максимова. Он вошел к себе, а потом все, кто были за стенкой, услышали легкий хлопок. Когда заглянули: Максимова в комнате нет, и всюду сохнущая пена. С тех пор Максимова никто и нигде... Не удивлюсь, если и зимний сад, из которого пропал Игорь, был покрыт засохшими серыми брызгами, но их не заметили...

Панургов присвистнул.

— Что же ты про Максимова раньше не рассказал?

— Я значения не придал, и кому в голову что-то такое могло прийти — ну загулял мужик, ну по бабам пошел. Тем более что я все это от его жены услышал. Звонит со слезами: «Коля исчез, Коля пропал!» А Коля, может быть, с какой-нибудь мармозеткой на Канарах обретается... Но после ваших рассказов появились у меня кое-какие мыс­ли. Позвоню-ка я, думаю, Игоряинову, и позвонил. А трубку взял Любимов, и давай с места в карьер: скажите, кто вы, и что вы, и когда общались с Виктором Васильеви­чем, дескать, это очень важно, потому что Виктор Васильевич сегодня утром как в воду канул и нигде его не могут найти. Я, конечно, называться не стал и трубочку аккуратно положил...

— Чего же тогда секретарша говорит про психушку? — спросил Портулак.

— Не знаю, — отмахнулся Бунчуков. — Не в этом суть. Попов, Максимов, Игоряинов — все трое из «Рога изобилия». Что это — совпадение? Надо понять, что происходит. В целях профилактики логично будет предположить, что этим не ограничится.

— Или уже не ограничилось, — добавил Каляев, который воспринял сказанное Бунчуковым с пьяной непринужденностью. — Надо обзвонить всех, кто достижим. Нас здесь четверо, трое пропали, значит, остаются еще пятеро. Я сегодня же вечером, как народ рассеется, звоню Буркинаеву и в Новосибирск Прохоренкову. Остаются Капля, Верушин и Причаликов.

— С Причаликовым проблем не будет. Я бывал у его тетки, она живет недалеко от меня, — сказал Портулак. — Завтра же зайду.

— Нам с Борей, выходит, достались Капля и Верушин, — подытожил Панургов. — Понятия не имею, где искать, но что-нибудь придумаем.

Портулак налил по новой, и, прежде чем вернуться в комнату, еще раз выпили.