Некто, наблюдавший снаружи за этой сценой, тихо отпрянул от окна и, бесшумно ступая, отошёл в тень большой сосны, растущей в двух десятках метрах от дома директора. Прижался спиной к пахнущему смолой стволу.
Разглядеть наблюдателя в густой вечерней тьме было теперь крайне сложно.
На другом конце города Саня Колосков сидел на перевёрнутом ведре посреди своего гаража, в котором, как обычно, царил полнейший кавардак. На полу валялась разобранная на части электрогитара. Саня покрутил колки, натянул на гриф серебристую струну. Щёлкнул тумблером, подключая электричество. Потом осторожно провёл подушечкой пальца по струне. Она была такая тонкая, что при порывистом движении легко могла разрезать палец.
В гараж тем временем тихо всунулся коренастый черноволосый парень. Вопросительно посмотрел на Саню. Это был Геворк Асланян, брат Арама. Саня жестом показал ему, чтобы он вошёл.
Геворк приблизился, с интересом воззрился на звенящую струну.
– Ты чего на этот раз мастеришь? – спросил он.
Саня, не отвечая, резко поднял голову, недобро взглянул на него:
– Д-давай нап-прямую?
– Давай, – недоумённо согласился тот.
– Т-ты мой к-кореш, – хмуро начал Саня. – Я с т-тобой рассираться не х-хочу.
– А чего нам делить-то? – по-прежнему недоумевал Геворк.
– Д-дело не в т-тебе, а в Араме, – пояснил Саня. – С-скажи ему, чтоб он д-держался от Т-тамары п-подальше. П-понял? Иначе всем б-будет х-хреново!
Геворк лучезарно улыбнулся:
– Всё понятно. Не волнуйся, хорошо? Я всё на себя беру. Я тебе обещаю, друг, он больше к Тамаре не подойдёт! Я старший брат, на минуту раньше родился, Арам против меня никогда не пойдёт! Лады? – И он протянул Сане руку.
Тот помедлил, потом молча пожал её.
Геворк посчитал инцидент исчерпанным, ухмыляясь, вытащил из-за пазухи пакетик с тёмно-зелёной травкой.
– Нюхни? – предложил он. – Кайф!
– Нюхало с-склеется, – ответил Саня.
Он всё ещё пребывал в сумрачном состоянии.
– Ты чего, не будешь курить? – удивился Геворк.
Саня вздохнул. Хотелось сохранить ясную голову, но, с другой стороны, отказаться от марихуаны было невозможно.
– Ладно, д-давай! – сказал он.
Эдуард Николаевич попрощался с Горошевичем, крепко пожал ему руку:
– Ещё раз спасибо тебе, Павло. Хорошо сработал. Не высовывайся пару дней, ладно?..
Они уже стояли в дверях, но Павло, однако, мялся, не уходил.
– Дело вот в чём, Эдуард Николаевич, – забубнил он. – Я это… без копья, понимаете? Как насчёт бабок? Помните, мы говорили?
Погребной нахмурился:
– Тебе не стыдно, Горошевич? Во-первых, я не помню, чтоб я тебе что-то обещал. Ты меня, наверное, не так понял. Я поддержал тебя, потому что видел, что тебя как нормального парня, славянина, раздражают эти засранцы, эти обнаглевшие вконец хачики. Я тебя очень понимаю в этом смысле. И ты, повторяю, молодец, не побоялся, дал как следует просраться этому чурке! Так что не разочаровывай меня, Горошевич. Не заставляй меня думать о тебе хуже, чем ты есть. Ты – отличный парень. Только не надо всё переводить на деньги. Есть вещи куда более важные в нашей жизни.
Так говоря, Эдуард Николаевич постепенно двигался вперёд, надвигался на Павло, исподволь вытеснял его. Тот вынужден был отступать назад, пока не оказался за дверью.
– Посиди пару дней тихо, ни с кем не общайся, а потом мы с тобой встретимся, всё обсудим, – туманно пообещал директор. Потом ласково, по-отечески, улыбнулся: – Будь здоров, Павло.
И прежде чем Горошевич успел ещё раз открыть рот, захлопнул дверь.
Павло растерянно потоптался на пороге, потом злобно сплюнул и зашагал вниз, в сторону оставленной там машины.
Избавившись от чересчур надоедливого посетителя, Эдуард Николаевич пришёл в отменное настроение, налил себе ещё немного коньяка, пригубил, закусил конфеткой. После чего подошёл к фотографии светловолосой женщины средних лет, висевшей на стене.
– Я знаю, Оля, я всё знаю, – прикрыв глаза, несколько загадочно произнёс он.
Затем допил коньяк, поставил рюмку и, насвистывая одну из своих самых любимых мелодий – песню «Русское поле» из старого советского фильма «Новые приключения неуловимых», – направился к холодильнику. Вынул оттуда коричневый бумажный мешочек, на котором красовалась надпись:
Эдуард Николаевич достал из мешочка пакет с котлетами, развернул его, засунул котлеты в микроволновую печь немецкого производства. Фирменный мешочек из бережливости не выбросил, оставил лежать на кухонном столике.
Он приготовился к приёму пищи, положил на обеденный стол бумажную тарелку.
Рядом разместил нож, вилку, хлеб, бутылку кетчупа.
Микроволновка звякнула, давала знать, что котлеты подогрелись.
Эдуард Николаевич досвистел до конца песню, выложил котлеты на тарелку и уселся за стол. Котлеты выглядели весьма аппетитно, он почувствовал обильное слюновыделение.