Очень тихий городок

С кетчупом будет совсем славно!

Саня и Геворк валялись рядом на продавленном старом диване, блаженно покуривали, молча передавая друг другу специальную, искусно сделанную Саней трубочку.

Откуда-то издалека донёсся трезвон мобильника, хотя он лежал совсем рядом, на полу гаража. Саня поморщился, нехотя протянул руку к телефону:

– Алло?

– Сань, это я, Заблуда. Я тебе сейчас такое скажу!.. – раздалось в трубке.

– Ч-чего у т-тебя? – лениво пробурчал Саня.

К болтовне Заблуды он всегда относился недоверчиво, считал его пустобрёхом.

– Догадайся с трёх раз – кто? – возбуждённо звучал голос в трубке.

Заблуда аж задыхался, слова налезали друг на друга:

– Короче, я был прав, Погребной – убийца! Я его выпас! Ох и хитрожопый, сука! Чужими ручонками всё шурует! Но я его расколол. Я ведь сразу впрыгнул, помнишь, я тебе ещё на кладбище сказал! А ты всё не догонял! Знаешь, кто на него работает? Ты лучше сядь, а то обосрёшься, когда услышишь. Знаешь, кто? Павло Горошевич. Представляешь? А я ещё, главное, этому козлу пятихатку одолжил, чтоб он свои сраные колпаки на колёса купил.

Саня нахмурился, тряхнул головой.

– Т-ты г-гонишь, Заб-блуда! – засомневался он.

– Чтоб мне падлой быть! – горячо заговорила трубка. – Я тебе говорю, я сам всё видел.

– Ч-чего? – поразился Саня.

– Да нет, не убийство, конечно, – поправился тот, – это я не видел, но я слышал, как он говорил Погребному, что только что кого-то замочил в кинотеатре. Я тут сейчас рядом с его домом отвисаю. В смысле, у директора.

На этот раз Саня даже уселся от удивления.

– К-кого зам-мочил? – спросил он.

– Непонятки пока, скоро выясню. Ты пока об этом никому, понял? Я их всех прищучу! Полный отпад будет!.. Ладно, я погнал. А то ещё пропущу что-нибудь… Покешник.

– П-пока.

Саня отключил телефон. Протянул руку, резко, чуть ли не изо рта, вырвал дымящуюся трубку у недоумённого Геворка.

– Ты чего это?

Саня не ответил. Глубоко, с наслаждением затянулся. Дела были мутные, но события нарастали с невероятной скоростью, неизвестно, что могло произойти в самое ближайшее время.

Может быть, даже сегодня.

Эдуард Николаевич энергично взболтал кетчуп с целью полить им котлеты. Но кетчуп, как назло, загустел в бутылке, не лился.

Он начал было трясти бутылку посильнее, и в этот момент раздался звонок в дверь.

– Чёртов мудак! – пробормотал директор.

В этом была проблема каких-либо деловых отношений с учениками, даже с самыми продвинутыми: они были слишком зелёными, незрелыми, их требовалось постоянно стимулировать. Ни на кого нельзя было полностью положиться.

Ни на кого!

Он оставил в покое бутылку и пошёл открывать.

Пока шёл, уже придумал, что скажет этому назойливому Горошевичу, подыскал правильные, внушающие уважение слова.

Но это оказался вовсе не Горошевич.

– Здравствуй… – несколько растерявшись, произнёс Погребной. Этого посетителя он сейчас никак не ожидал увидеть. – Проходи…

В тенистой кроне высокой сосны спокойно устроились на ночлег лесные птицы. Но этот мирный покой оказался вскоре нарушен. Внезапно из дома донёсся такой чудовищный крик, что птицы мгновенно переполошились и, тревожно хлопая крыльями, разлетелись в стороны.

Лесистый холм мгновенно наполнился галдежом и шумом. Неизвестно откуда взявшийся ветер шевелил ветки деревьев, теребил кустарник.

Одновременно некто с перекошенным лицом, не разбирая дороги, мчался прочь от дома.

Эдуард Николаевич стоял рядом с обеденным столом. Рот его был широко открыт, но крика уже не было, оттуда нёсся один сип. Поперёк его живота, чуть выше талии, сразу под грудной клеткой, шёл большой разрез, и из этого широкого разреза вываливались наружу окровавленные внутренности. Эдуард Николаевич тщетно пытался удержать их, запихнуть обратно. Обычно голубые глаза директора на этот раз были белыми от ужаса и боли.

Мерзкий жужжащий звук оглушительно раздался у него над ухом, и почти сразу же лежащие на белой бумажной тарелке котлеты обильно оросила красная, густая, как кетчуп, кровь.

23. Расследование

Артём Раскатов сидел за журнальным столиком в фойе кинотеатра «Берёзка», аккуратно записывал в блокнот то, что говорил ему единственный по сути свидетель – веснушчатый мужик, который находился в зале во время сеанса. Двоих служащих он уже допросил, толку от них было мало, показания их почему-то разнились, хотя видели оба одно и то же и к тому же одновременно.

– В общем, он вдруг начал орать как сумасшедший, – говорил веснушчатый. – Это в первый раз. Я тогда повернулся и попросил его заткнуться. После этого я какое-то время его не слышал… Ну, в том смысле, что он больше не орал… Я же не знал… – виновато долдонил мужичок. – Кабы я знал, я б, конечно, присмотрелся бы… Но мне ж даже в голову не пришло, что там что-то не так. Я думал, это он от фильма так завёлся. Там, в фильме…

– Ладно, это я уже слышал, – раздражённо прервал его Артём.

– Ну да, – охотно подтвердил мужичок. – Это я уже говорил. А когда он во второй раз начал орать, я уже не выдержал…

– Хорошо, Чернов, спасибо, вы можете идти.