В силу этого приказа жители города Астрахани действительно были высланы в поля, на бугры и ватаги, а город был заперт. Для выселенных жителей был устроен особый лагерь, в котором они отдельными группами были размещены в шалашах, расположенных на определенном губернатором расстоянии друг от друга. Для больных были отведены особые шалаши, находящиеся на расстоянии одной версты от общего лагеря. Эти своеобразные лазареты-шалаши были двух видов: для чумных больных («больных язвою») и для страдающих другими болезнями.
К лагерю были прикомандированы лекарь Яган Рост и два священника, которые обслуживали как больных, так и здоровых. Съестные припасы привозились в лагерь маркитантами. Неимущие жители содержались за счет астраханской губернской казны «из имеющегося на низовой корпус провианта». Лагерь был оцеплен заставами и военными караулами.
Губернатор не упустил из виду и интересы казны, приказав: «Для пользы народу, а паче, чтоб в сборе интереса не было упущено, при том лагере поставлен кабак, понеже в городе, за высылкою всех жителей, на кружечном дворе в продаже вина и в сборе денег ничего не имеется».
Рачительный губернатор распорядился «на одном кабаке ящики и коробки, в которые сбираются за продажное вино за питья деньги… вымыть уксусом и ставить те ящики и коробки в уксусе ж, понеже ныне многие имеют заповетренные деньги».
Воронежскую и Киевскую губернии, на Дон и в «Малую Россию» были посланы подтвердительные указы, «дабы имели крепкую предосторожность и никого б из тех опасных мест не пропускали».
С окончанием эпидемии чумы в Астрахани совпало издание от имени Петра II весьма важного законодательного акта, обобщающего весь предыдущий опыт борьбы с эпидемиями в России. Это «Наказ губернаторам и воеводам и их товарищам, по которому они должны поступать», изданный 12 сентября 1728 г. К.Г. Васильев и А.Е. Сегал (1960) считали, что он послужил прототипом почти для всех подобных распоряжений, изданных в России в XVIII веке.
Параграф 38 наказа посвящен организации противоэпидемических мероприятий при появлении «моровой язвы».
«Архиятером» (главою Медицинской канцелярии) в то время был Иоганн Блюментрост, и, вероятно, этот раздел, по поручению Сената, был составлен Медицинской канцелярией под его руководством.
Согласно наказу, при появлении «моровой язвы» в губернском или провинциальном городе губернатор и воеводы должны были немедленно сообщать в Сенат или в сенатскую контору, «где она (т. е. контора) будет». По отсылке такого рода сообщения, предлагалось освидетельствовать больного докторами, а где докторов нет — лекарями. Если таким образом диагноз «моровой язвы» был подтвержден, губернаторы и воеводы должны были «немедленно по всем дорогам и по малым стежкам поставить крепкие заставы, дабы отнюдь никакого проезда и прохода чрез те места и из них и близь оных не было и иметь при всех таких караулах огни. А в которых домах та язва явится: из тех домов людей вывести в особые пустые места далее от жилья и около их завалить и зарубить лесом, дабы оные никуда не расходились, а пищу и питье приносить им и класть в виду от них и, не дожидаясь их, тем здоровым людям отходить прочь немедленно, и никакого сообщения с ними… не иметь, чтоб они сами могли то взять без них».
Зараженные дома велено было, где возможно, сжечь «с пожитками, скотом, и лошадьми». Если же такие дома «за опасностью других домов» сжечь нельзя, то «всячески предостерегать, дабы другим домам от того вреда не было, и накрепко следить, чтобы отнюдь в те дома не ходили и из них никто ничего не брали».
В обязанности начальников губерний входило наблюдение за возникновением моровой язвы не только в своих, но и в соседних губерниях: «А ежели явятся где других губерний и провинций…о таком же заповетрии ведомости, и о том накрепко проведывать». Строгие меры изоляции надлежало проводить по отношению к людям, проезжающим или приходящим из «заповетренных» мест: «И их о той язве на заставах расспрашивать через огни, под смертною казнью, и буде скажут, что в тех местах на люди моровое поветрие есть, и тех людей держать за заставами, не в жилье, чтоб с людьми никакого сообщения не имели, а в города, села и деревни отнюдь их не пропускать».
Держать этих проезжих и прохожих людей у заставы полагалось до шести недель. По окончании этого срока их надлежало «осмотреть и освидетельствовать».