Очерки истории российской внешней разведки. Том 3

б) Нет ли возможностей связаться с другими работниками в этой области?»

В мае 1936 года Леман сообщил дислокацию 5 секретных полигонов для испытания новых видов оружия, в том числе особо охраняемого в лагере Дебериц, близ Берлина.

В июне от агента поступило подробное описание сооружаемой системы мощных укреплений вдоль польско-германской границы, включавшей обширную зону затопления.

Позднее в том же году руководству страны были направлены сообщения «Брайтенбаха» о создании фирмой «Хорх» бронетранспортера, о новом цельнометаллическом бомбардировщике фирмы «Хейн-кель», новом цельнометаллическом истребителе, специальной броне, предохраняющей самолет от пуль и осколков снарядов, огнеметном танке, зажигательной жидкости, строительстве на 18 судоверфях Германии подводного флота, предназначенного для операций в Северном и Балтийском морях.

В конце 1936 года Леман сообщил об особых мерах режима секретности, введенных гестапо для охраны государственной тайны в области разработки и производства новых видов вооружений. Эти меры не помешали, однако, нашему агенту продолжать добычу и передачу нам секретной информации о военном потенциале Германии.

Так, от Лемана советская разведка узнала, что в Наундорфе (Силезия) на заводе фирмы «Браваг» под личным наблюдением Геринга проводятся секретные опыты по изготовлению бензина из бурого угля. Эта информация указывала на то, что, готовясь к войне, немцы упорно искали заменители нефти, которой остро не хватало Германии.

В ноябре 1936 года Леман сообщил о каналах переброски немецкого вооружения в Испанию для Франко. В феврале 1937 года он передал информацию о строительстве нового секретного завода по производству боевых отравляющих веществ. Среди полученных от агента материалов был и особой важности доклад «Об организации национальной обороны Германии», датированный 1937 годом.

Даже краткий и далеко не полный перечень полученных от Лемана материалов показывает, сколь ценным источником был он все годы для нашей внешней разведки.

Однако работать с агентом в условиях ужесточения контрразведывательного режима становилось все сложнее. В мае 1936 года произошел трагикомический случай. Арестованная гестапо некая Дильтей заявила, что советское торгпредство имеет в гестапо своего человека. За Леманом в одну из суббот велось наружное наблюдение, о чем доверительно сообщил ему сослуживец — участник операции. Как рассказал впоследствии Леману начальник русского отдела гестапо Феннер, Дильтей сожительствовала с сотрудником гестапо — однофамильцем Лемана и сделала ложное заявление, чтобы отомстить неверному любовнику. Центр насторожился и потребовал проявлять еще большую осторожность в работе с агентом.

В конце ноября 1936 года Зарубин сообщал: «“Брайтенбах” за все это время в первый раз стал выражать некоторую нервозность. В связи с чрезвычайными мерами контроля над иностранцами он, видимо, боится, как бы мы не попали на заметку и его не подвели».

В другом сообщении Зарубина говорилось, что «последнее время «Брайтенбах» прихварывал, обстановка в Германии действительно ужасно серьезная и натянутая, так что иногда нормально и понервничать. Добывать документы очень сложно, но Леман делает это, когда может. В частности, годовой обзор гестапо он обещал, и я уверен, что он его даст».

В том же письме В.М. Зарубина указывалось, что четыре сотрудника гестапо получили по случаю Нового года награды, которые высоко ценились: портреты фюрера с надписью и грамоты. В числе награжденных был и «Брайтенбах».

В марте 1937 года Зарубин выехал из страны. Замены ему не было. Надо было искать новые каналы связи с агентом.

При отъезде резидент познакомил Лемана с проживавшей в Берлине иностранкой — хозяйкой конспиративной квартиры «Клеменс». Она почти не владела немецким языком, поэтому ее использовали только в качестве почтового ящика. Леман передавал материал в опечатанном пакете «Клеменс», у которой потом их забирал один из сотрудников «легальной» резидентуры. Таким же образом передавались задания агенту.

В июне 1937 года Центр предложил для большей конспирации и надежности использовать для связи с «Клеменс» жену нелегала А.М. Короткова М.Б. Вильковысскую (Марусю). Единственным оперработником в «легальной» резидентуре оставался тогда Александр Иванович Агаянц.

В августе 1937 года Центр сообщал Агаянцу: «Обстановка сложилась таким образом, что Вам в течение 1–2 месяцев придется работать самостоятельно. Перед Вами на это время мы ставим пока только две основные задачи:

1. Обеспечить связь с «Брайтенбахом» через «Клеменс» и Марусю.

2. Напоминаем, что Вы лично должны каждый раз сопровождать Марусю на встречу с «Клеменс». Перед встречей надо, по крайней мере, 1,5–2 часа разъезжать по городу и себя осторожно проверять. На встречу Маруся должна прибывать пунктуально минута в минуту».