Очерки истории российской внешней разведки. Том 3

Через месяц Агаянц докладывал в Центр: «Алексею. Лично. «Брайтенбах» является к «Клеменс» за 1,5–2 часа до встречи с Марусей. Мы сообщили через «Клеменс» «Брайгенбаху» о необходимости передачи материалов в таком виде, чтобы их можно было при случае разжевать… «Клеменс» недостаточно владеет местным языком, что несколько затрудняет общение с Марусей».

Приводим некоторые выдержки из писем Агаянца в Центр, дающие представление о дальнейшей работе с Леманом в 1937 году.

Октябрь. «В связи с отъездом Маруси связь с «Клеменс» принял я. Мы не в состоянии в дальнейшем давать переводы, а может быть, и напечатанный текст. В тех случаях, когда мне самому будет удаваться перепечатывать сообщения, буду отсылать их на пленке… В будущем сообщения «Брайтенбаха» придется передавать в таком виде, в каком они к нам будут поступать, так как ни перепечатывать для пленки, ни переводить у нас некому».

Ноябрь. «На очередном свидании «Клеменс» передала от «Брайтенбаха» материалы на пленке, предупредив по просьбе «Брайтенбаха», что материалы эти особо важные».

Февраль 1938 года.

«“Клеменс” приобрела пишущую машинку, на которой, как правило, сама будет перепечатывать материалы «Брайтенбаха» для нас. Так как «Клеменс» недостаточно владеет немецким языком, в тексте будут иметься ошибки, исправлять которые, как Вам известно, я не в состоянии».

Осенью 1938 года Агаянц выехал в отпуск и на лечение. Обеспокоенный сложившимся положением, Леман писал через «Клеменс»: «Как раз, когда я мог бы заключать хорошие сделки, тамошняя фирма совершенно непонятным для меня образом перестала интересоваться деловой связью со мною».

В.М. Зарубин посылает из Москвы второе письмо, сообщает в нем о высокой оценке материалов агента и просит его продолжать работу.

В конце ноября 1938 года А.И. Агаянц в последний раз принял от «Клеменс» материалы Лемана. В декабре разведчик А.И. Агаянц скончался на операционном столе. Связь с Леманом надолго прервалась.

Если кто-то на основе официальной переписки попытался бы составить морально-психологический портрет В. Лемана, он, вероятно, отметил бы, что этот энергичный, среднего роста крепыш с голубыми глазами был самым обыкновенным человеком: не страдал тщеславием, трезво относился к деньгам, не имел каких-либо пагубных пристрастий. И, естественно, не разделял нацистских взглядов. Когда Гесс перелетел в Англию и был официально объявлен сумасшедшим, «Брайтенбах» сказал: «Ну вот, теперь ясно, кто стоит у власти. Все над нами смеются». В то же время Леман не испытывал особых симпатий к левым политикам.

Леман пережил все тяготы Первой мировой войны, не хотел повторения войны с Россией и до последнего момента надеялся, что она не произойдет. «Симпатии к России среди немцев очень сильные, — говорил он весной 1941 года оперработнику резидентуры, — и не только среди коммунистов».

Леман был разведчиком высокого класса и работал в таком опасном месте, где постоянно надо было быть собранным. Он умел действовать самостоятельно и готов был рисковать. От него исходило чувство надежности.

В 1940 году супруги Леман отметили серебряную свадьбу. Брак был бездетным. Жена в 30-е годы получила в наследство гостиницу и ресторан на узловой станции в Силезии. Супруги рассчитывали перебраться туда после выхода Лемана на пенсию. К сожалению, этой мечте не суждено было сбыться.

И вот конец 1940 года. После длительного перерыва контакт с одним из наиболее ценных агентов советской внешней разведки восстановлен. «Брайтенбах» снова в строю. В начале 1941 года работу с ним поручили прибывшему в Берлин молодому работнику резидентуры Борису Николаевичу Журавлеву. Острая нехватка кадров вынуждала вести работу даже с самой ценной агентурой неопытным работникам. Учиться приходилось на ходу. Как никогда, нужна была информация. Встречи проходили в общественных местах Берлина и за городом. От агента вновь стала поступать информация о деятельности гестапо. Отдельные документы Леман передавал для фотографирования. Журавлев возвращал их на другой день до выхода агента на работу.

Сообщения Лемана становились все тревожнее. Все чаще в них упоминалось слово «война». Так, в середине марта 1941 года Вилли рассказал оперработнику о том, что в абвере в срочном порядке укрепляют подразделение для работы против России. Проводились мобилизационные мероприятия и в госаппарате. На встрече 28 мая 1941 г. агент рассказал Журавлеву о том, что два дня назад ему предложили составить график круглосуточного дежурства сотрудников его отделения. Когда он попытался навести справки, для чего это нужно, ему ответили, что это секрет.