Выражая титулом и словесными объяснениями мысль о том, что Борис стоит вне обычного порядка московских служебных отношений и руководит им сверху как правитель, московское правительство, руководимое Борисом, позаботилось выразить ту же мысль и делом. С 1586 года иностранные правительства, бывшие в сношениях с Москвой, не раз присылали Борису "любительные" грамоты, потому что знали - по сообщениям из Москвы - о его силе и влиянии на ход дел. Получить случайно такую грамоту и с царского позволения на нее ответить было, разумеется, очень лестно и важно; но это еще не давало Борису постоянного права участвовать в сношениях с иностранными правительствами в качестве высшего правительственного лица. А между тем, подобное право всего скорее возвысило бы его до значения царского соправителя. И Борис сумел добиться этого права формальным порядком, докладывая государю о том, что он получает на свое имя грамоты от чужеземных государей, и спрашивая, должен ли он на них отвечать, Борис в 1588-1589 гг. побудил царя постановить с боярами ряд приговоров, для него чрезвычайно важных. Царь "приговорил с бояры", что Борису следует отвечать на грамоты владетельных лиц: "от конюшаго и боярина от Б.Ф. Годунова грамоты писали пригоже ныне и вперед: то его царскому имени к чести и к прибав- ленью, что его государев конюшней и боярин ближний Б.Ф. Годунов ссы- латись учнет с великими государи". В августе 1588 года такое постановление было сделано по поводу сношений с крымским ханом, в мае 1589 года по поводу сношений с цесарем. И в обоих этих случаях постановлению придан общий характер: "да и к иным ко всем государям, которые учнут к Борису Федоровичу грамоты присылати... приговорил государь с бояры против их грамот от боярина и конюшего от Бориса Федоровича писати грамоты в Посольском приказе, и в книги то писати особно, и в посольских книгах под государевыми грамотами". И действительно, в делах Посольского приказа уцелели особые "книги, а в них писаны ссылки царского величества шурина с иностранными правительствами51.
Право постоянного личного участия в дипломатических сношениях государства было для Бориса, после выразительного титула, вторым и еще более действительным средством укрепить высокое положение правителя. Третьим же к тому средством служил старательно обдуманный этикет, тонкости которого были направлены к тому, чтобы сообщить особе Бориса значение не просто государева слуги, а соправителя: Во время посольских приемов во дворце Годунов стоял "выше рынд" у государева трона, тогда как прочие бояре сидели "в лавках" поодаль. В последние годы Федора он даже держал при этом царского "чину яблоко золотое", что служило символом его "властодержавного правительства". За его здоровье иногда "пили чашу слуги и конюшаго боярина Бориса Федоровича" вместе с государевой чашей и чашей цесаря. Послы, приезжавшие в Москву, представлялись Борису с большой торжественностью.