Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Что в деятельности Бориса были черты, подкупавшие в его пользу общественное мнение, в этом вряд ли возможно сомневаться. Роль, вы­павшая на долю Бориса в государстве, была чрезвычайно трудна, но сим­патична. Судьбы страны попали в его распоряжение в ту минуту, когда правительство только что признало знакомый нам общественный кризис и решилось с ним бороться, чтобы "поустроить землю". Отмена тарха­нов и ограниченные права сделок на служилые земли - "для воинскаго оскудения", как мотивировала соборная грамота эти постановления, - были первыми мерами борьбы с кризисом. Установленные на соборах 1580-1584 гг., эти меры не могли принадлежать Борису, так как не он тогда пользовался влиянием, но когда он взял власть, они ясно указывали ему, что надо делать и о чем заботиться. Надобно было умиротворить страну, потрясенную политикой Грозного и экономическим расстройст­вом, восстановить земледельческую культуру в опустевшем центре, уст­роить служилый люд на их обезлюдевших хозяйствах, облегчить подат­ное бремя для платящей массы, смягчить общественное недовольство и вражду между различными слоями населения. В таком направлении и действует Борис. При нем правительство стремится усвоить более мяг­кие приемы действия и обращения. Сам правитель Годунов хвалится те1*ь что водворил везде порядок и правосудие, что "строенье его в земле та­ково, каково николи не бывало: никто большой, ни сильный никакого человека, ни худого сиротки не изобиди". Разумеется, это риторика, но очень знаменательно после оргий Грозного, что правитель вменяет в честь и заслугу себе гуманность и справедливость. Приветливость, мяг­кость и любезность Бориса в личном обращении засвидетельствованы многими современниками. Особенно характеристичен для него один жест, обратившийся у него в привычку, - браться за жемчужный ворот рубашки и говорить, что и этой последней готов он поделиться с тем, кто в нужде и беде.] Эта привычная манера отмечена очевидцами Буссовым и Варкочем. При своем венчании на царство Борис в порыве чувства и, очевидно, неожиданно для всех вспомнил свой обычай: схватился за "верх срачицы" и сказал патриарху, что он "и сию последнюю разделит со всеми". Не любивший Годунова Авр. Палицын осудил этот "высокий глагол" как непозволительную выходку, которой никто не догадался "возбранить"56. Вопреки Палицыну, можно, однако, думать, что "светло- душие" и обходительность Бориса не были только лукавою личиной. И как правитель и как царь он много поработал для бедных и обижен­ных. Не нужно приводить общеизвестных мест из современных Борису писателей для доказательства того, что он широко благотворил, заботил­ся о правосудии, защищал слабых, искоренял произвол и беспорядок. Ис­кренний во всем, Тимофеев и в оценке Бориса оказался искреннее и вни­мательнее других писателей, составив обстоятельную характеристику правительственных достоинств Бориса. Перебирая грамоты Борисова времени, мы видим, на самом деле, частые льготы и пожалования. Сам Годунов приказывал о своей правительственной деятельности говорить (в 1591 году), что он "что ни есть земель всего государства, все сохи в тарханех учинил во льготе: даней никаких не емлют, ни посох ни к како­му делу". Хотя этим словам и нельзя верить в их буквальном смысле, но они гиперболически выражают действительную тенденцию Бориса к об­легчению народных тягот. Особенно ясна была эта тенденция при воца­рении Бориса, когда он служилым людям "на один год вдруг три жалова­нья велел дать", "а с земли со всей податей, дани, и посохи, и в городовые дела, и иных никаких податей имати не велел", "и гостем и торговым людем всего Российскаго государства в торгех повольность учинил". Трудно, конечно, решать, где в подобных мерах кончалась искренняя и серьезная забота о народном благе и где начиналась погоня Бориса за личным успехом. Но не подлежит спору, что под управлением Бориса, по согласному мнению современников, страна испытала действительное об­легчение. Русские писатели говорят, что в правление царей Федора и Бориса бог "благополучно время подаде": московские люди "начаша от скорби бывшия утешатися и тихо и безмятежно жити", "светло и радост­но ликующе", "и всеми благинями Росия цветяше". Иностранные наблю­датели также отмечают, что положение Московии при Борисе улучша­лось, население успокаивалось и прибывало, упавшая при Грозном тор­говля оживлялась и росла. Страна отдыхала от войн и жестокостей Гроз­ного и чувствовала, что правительственный режим круто изменился к лучшему. В этом, конечно, следует видеть крупную заслугу Бориса57.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное