Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Из Василькова 7 (17) октября Самозванец прибыл в Киев, а отсюда через несколько дней отправился в Вышегород, где была 13 (23) октября совершена переправа его войска на левый берег Днепра. Место для пере­правы было выбрано так, чтобы оказаться после перехода через Днепр на правом берегу Десны и этим избежать необходимости впоследствии переправляться через эту последнюю. Именно на правом берегу Десны находились московские крепости Моравск, Чернигов и Новгород-Север­ский и от них шел торный путь к Москве через верховья Оки. Овладеть этими городами и большою дорогою на Карачев и Волхов или же "по­сольскою" дорогою на Кромы, Орел и Мценск и затем выйти на Тулу или Калугу, - вот в чем, без всякого сомнения, состоял план Самозванца. Начало военных действий было для Самозванца блистательно. Еще не доходя до московского рубежа и до последней польско-литовской крепо­сти Остра, в деревне Жукине, получил он известие, что черниговский пригород Моравск сдался ему без боя. Через какую-нибудь неделю сдал­ся и Чернигов. В обоих городах произошли одинаковые сцены. Прибли­жение "царя и великого князя Димитрия Ивановича" вызывало колеба­ние в гарнизоне; воеводы со своим штабом и с высшими чинами гарнизо­на помышляли о сопротивлении, а толпа казаков и стрельцов - о сдаче. В Моравске без выстрела связали воевод* и крепость с 700 человек гар­низона отворила ворота и признала царя Димитрия. В Чернигове сперва часть гарнизона, человек около 300 стрельцов, под влиянием воевод на­чала из цитадели бой с пришедшими, но вынуждена была сдаться, когда остальные черниговцы пошли сами на крепость с войсками Самозванца; и здесь воеводы были выданы Самозванцу населением. Нам неизвестен точно состав защитников и жителей этих двух городов, но во всяком слу­чае оба города принадлежали к тому типу московских городских поселе­ний, которому в общем очерке южных городов мы усвоивали название постоянного лагеря пограничной милиции. Ближайшим образом можно характеризовать состав населения, с которым здесь имел дело Самозва­нец по сравнению с Новгородом-Северским, третьим городом на пути Самозванца. Сохранились точные данные о составе гарнизона в Новго- роде-Северском за время осады его Самозванцем. Всего в городе по офи­циальному списку было около 1000 детей боярских, стрельцов, пушкарей и казаков, в том числе собственно новгород-северских детей боярских 104 человека, пушкарей и затинщиков 53 человека, стрельцов 42 челове­ка, казаков 103 человека. Таким образом местный гарнизон немногим превышал скромную цифру 300 человек и составлял всего одну треть общего числа защитников крепости. К ним список присоединяет и тех "жилецких" людей, которые, не будучи ратными, участвовали, однако, в защите своего города из добровольного усердия. Среди них видим пуш­карских, стрелецких и казацких детей, бортников дворцовых сел, мона­хов, попов и пономарей, но не видим ни одного посадского или торгового человека, - знак, что в Новгороде-Северском не существовало сколько- нибудь заметного посада. Слабый гарнизон города был поддержан во время осады не силами гражданского населения, как было в других горо­дах, где посадские люди расписывались по стенам и башням крепости, а воинскими людьми ближних городов. Почти равное местному гарнизону Новгорода-Северского число крепостных защитников было в нем обра­зовано из пришлых вспомогательных отрядов других городов: Брянска, Белева, Кром и Трубчевска. Главная же сила новгород-северского гарни­зона состояла из московских стрельцов, которых привел туда с собою

П.Ф. Басманов; их было более 350 человек. Если включим эту послед­нюю силу, которой не было в Чернигове и Моравске, то получим поня­тие о том, кто именно сдал Самозванцу эти города. Мы уверимся, что на­ша летопись правильно отметила относительно Чернигова, будто преда­ли город и воеводу Самозванцу "вси ратные люди", справедливо отзыва­лось впоследствии и правительство Шуйского, будто "в Северских горо­дах стрельцы смуту учинили". Приборный служилый люд да отчасти мелкопоместные дети боярские украинной полосы составляли ту среду, в которой Самозванец получил первое признание на московской почве. Передаваясь Самозванцу и становясь против Бориса, эти люди удовле­творяли чувству недовольства своим положением и увлекались надеж- даю, что новый царь начнет, как обещал, "их жаловати и в чести держа- ти и учинит их в тишине и в покое и во благоденственном житии". Неза­метно, чтобы у них были более определенные мотивы и планы; нельзя даже сказать, чтобы их настроение в пользу претендента было устойчиво и твердо.