Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Таким образом то население московского юга, которое служило пра­вительству в новых городах, не могло быть довольно обстановкою своей службы. Собранные на службу "по прибору" из элементов местных, из недавних "приходцев" с севера, эти служилые люди - стрельцы и казаки, ездоки и вожи, пушкари и затинщики - еще не успели забыть старых ус­ловий, которых сами они или их отцы стремились "избыть" в централь­ных местностях государства. Но "избыв" одного зла, этот люд на новых местах нашел другое. Из крестьян и холопей превратясь в государевых служилых людей, он вряд ли мог предпочитать последнее состояние пер­вому. Если ранее он негодовал на "сильных людей", землевладельцев, его кабаливших, то теперь он должен был перенести свою неприязнь на правительство и его агентов, которые угнетали его государевою служ­бою и пашнею.

К этим постоянным условиям, питавшим недовольство служилой мас­сы, как раз в пору появления Самозванца присоединились новые обстоя­тельства, волновавшие умы. Это были последствия трехлетних неурожа­ев и голодовки и последствия подозрительности и опал царя Бориса. Ужасы голода, постигшего все государство, описывались много раз и да­же, вероятно, не без преувеличений. Но если справедлива хоть половина того, что рассказывалй о голоде иностранцы, то надо признать, что раз­меры бедствия были поразительны. Страдания народа становились еще тяжелее от бесстыдной спекуляции хлебом, которою занимались не толь­ко мелкие рыночные скупщики, но и лица с положением - даже архиман­дриты и игумены монастырей, управители архиерейских вотчин и сами именитые люди Строгановы. По официальному заявлению, сделанному в конце 1601 года, все эти почтенные и богатые люди искусственно подни­мали цену хлеба, захватывая в свои руки обращение его на рынках и уст­раивая "вязку". Много приносили вреда, сверх того, и злоупотребления администрации, которая заведывала раздачею царской милости и прода­жею хлеба из царских житниц: ухитрялись красть и недобросовестно раз­давали деньги и муку, наживаясь насчет голодающих ближних. Если го­лод, нужда и безработица заставляли многих итти на большую дорогу, сбиваться в шайки и промышлять грабежом, то хищничество богатых и власть имевших людей, о котором, не скрывая, говорили грамоты самого правительства, должно было ожесточать меньшую братью против "силь­ных людей" и придавало простому разбою вид социального протеста. Именно таким характером отмечена была деятельность разбойничьего атамана Хлопка: с большою шайкою он не только грабил беззащитных "по пустым местом" даже близ самой Москвы, но и много раз "противил­ся" царским посланным, пока не был изранен и взят в плен после пра­вильного боя с большим отрядом окольничего И.Ф. Басманова. Ни он, ни его разбойники "живи в руки не давахуся", кто уцелел от боя, тот бежал на украйну, не принеся повинной. Можно сомневаться в справедливости слов летописи, что "тамо их всех воров поимаша": в то время на украйне было уже столько народа, подлежавшего поимке и возвращению, что у правительства не могло достать средств не только их переловить, но и просто привести в известность новоприбылое население украйны. По ве­роятному счету А. Палицына, в первые годы XVII века в украйные горо­да сошло более двадцати тысяч человек, способных носить оружие. Разу­меется, не все они вышли из разбойничьих шаек и не все принадлежали к числу "злодействующих гадов", которые, по словам Палицына, бежали в польские и северские города, чтобы избыть там заслуженной смерти. Па­лицын в изобразительном очерке указывает нам ряд причин, толкавших людей к выселению в пограничные места. В голодное время многие гос­пода распустили свою "челядь", дворовых людей, чтобы не кормить их, и эти люди нигде не находили приюта, так как не получали установлен­ных отпускных; для них украйна была единственным местом, где они ча­яли избавиться от нужды и зависимости. Грубые насилия господ над их недавно приобретенными "рабами" и крестьянами, разлучение мужей от жен, родителей от детей, оскорбления подневольных женщин заставляли терпевших искать исхода в побеге на украйну. Наконец, опалы от царя Бориса на бояр вели к конфискации боярских имуществ и к освобожде­нию их дворни с "заповедью" никому тех слуг к себе не принимать. И их, как прочих угнетенных и гонимых, голодных и бесприютных, принимала та же украйна, те же "Польские и Северские городы".

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное