Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

При недостатке людей с личным весом и влиянием естественно было выйти вперед людям с притязаниями родовыми и кастовыми. Исчезла в лице Бориса сила, умевшая, вслед за Грозным, давить эти притязания, и они немедленно ожили. Гнет опричнины не мог заставить ее жертв за­быть то, что говорили им родословцы и летописи, что так волновало Курбского и других писателей его круга и его симпатий. Потеря власти и влияния, утрата наследственных земель, новые условия землевладения и службы, выдвигавшие во дворце и в опричнине на место родовой знати цареву родню и служню, унизительная обстановка жизни под вечным страхом опалы, подневольное приелуживанье в опричнине, - разве мог со всем этим помириться потомок Рюрика или Гедимина, помнивший свою "породу"? Разве мог он отказаться от попытки вернуть себе отня­тое достояние и попранную "честь", раз он почувствовал, что ослабела рука, стягивавшая его узы? Конечно, нет. Со смертью Бориса неизбежна была реакция в поведении бояр-княжат и, нам кажется, можно действи­тельно наблюдать эту реакцию. Разумеется, во главе боярской партии в деле восстановления и оживления старых боярских преданий должны были стать старейшие, наиболее родовитые семьи. Такими были из Рюриковичей князья Шуйские, а из Гедиминовичей князья Голицыны. Еще при старой династии, как мы уже знаем, Шуйские почитались пер­выми из "принцев крови" в Москве. Как коренной восточнорусский род Шуйские ставились выше "по отечеству" не только всех прочих Рюрико­вичей, но и старейших Гедиминовичей. Когда в 1590 году потомки Ивана Булгака, князья Иван Голицын и Андрей Куракин, попробовали местни- чаться с кн. Дм. И. Шуйским, то получили от царя Бориса жесткий ответ: "что плутаете, бьете челом не о деле? велю дать на отцов ваших пра­вую грамоту князю Дмитрию Шуйскому!" Династические права Шуй­ских, вытекавшие из родового старейшинства, знали и в Литве. В 1605 году старик Замойский рассуждал, что и кроме названного царевича Ди­митрия есть законные наследники Московского царства: после прекра­щения бывшей династии права на престол, "jure successiones haereditariae", переходят на дом Шуйских. Годом позже "освященный собор" москов­ский официально писал, что В.И. Шуйский покойному царю Федору Ио- анновичу "по родству брат". Сам же Шуйский полагал, что он принадле­жал даже к старшей ветви того рода, от которого шла его младшая бра­тия - бывшие московские цари: в своей подкрестной записи он высказы­вал не без остроумия, что его прародители были давно "на Российском государстве", а потом по старшинству своему получили Суздальский удел, "якоже обыкли большая братия на большая места седати", и оттого он теперь справедливо учиняется царем "на отчине" своих прародите­лей. Это было несколько высокомерно даже по отношению к династии Калиты, перед которою Шуйские умели быть нослушны до того, что по­пали в "дворовые" или, иначе, в опричнину царя Ивана. В свою очередь, князья Голицыны первенствовали в Гедиминовичах. Они вели себя от старшего брата Наримонта (или Патрикея), тогда как другие видные ро­ды московских Гедиминовичей, Мстиславские и Трубецкие, шли от "младших" Явнутия и Ольгерда. В своем патрикеевом роду Голицыны были моложе Хованских, но колено Хованских захудало и держалось низко, а Голицыны всегда были "велики". Если Мстиславские, Иван и Федор, сидели в думе выше Голицыных, то это происходило не от пре­имущества "породы" Мстиславских, а от милости к ним Грозного, кото­рою бояре иногда кололи глаза Мстиславских. Кроме того, со смертью Вас. Юрьев. Голицына в 1585 (7193) году в думе боярской семь лет не бы­ло никого из Голицыных по их молодости, что и отметил Флетчер, на­звав всех Голицыных его времени юношами (youths al). Только в 1592 го­ду было сказано боярство Ивану Ивановичу Голицыну, а в 1602 его млад­шему двоюродному брату Василию Васильевичу. Когда подросла эта се­мья сыновей Василия Юрьевича Голицына и стали действовать братья Василий, Иван и Андрей, род Голицыных, стал опять заметен и влияте­лен, а личные свойства Василия Васильевича Голицына сделали его за­метнейшим из бояр.

Так самими обстоятельствами намечались боярские семьи, которым должно было принадлежать первое место в рядах боярско-княжеской
















Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное