Читаем Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв полностью

Прокопий Ляпунов среди рязанских детей боярских играл большую роль, потому что был на первом месте в числе "окладчиков" Околого- родного стана на Рязани. За ним, как за избранным и доверенным лицом, должна была пойти вся дружина рязанцев не только Переяславля-Рязан- ского, но и других рязанских городов, например, Ряжска, где у Прокопия были также знакомцы, даже обязанные ему поручительством по службе. Когда же рязанцы вошли в "совет" к Басманову и Голицыным, за ними легко увлеклись служилые люди и других южных городов. По картинно­му описанию Ис. Массы, когда заговорщики 7 мая бросились на воевод и стали переходить через р. Крому на соединение с гарнизоном Кром, то в лагере поднялся ужасный беспорядок: "никто не знал, кто был врагом, кто другом; один бежал в одну сторону, другой - в другую, и вертелись как пыль, вздымаемая вихрем". Далеко не все были посвящены в замы­сел изменников. Князь Андрей Телятевский до последней минуты не бро­сал "наряда", т.е. порученной ему артиллерии, и убежал в Москву, когда понял, что изменники осилили. Отряд немецкой конницы также готов был к бою, не желая изменять Годуновым. Пораженные неожиданным предательством различные части войска теряли порядок и бросались в бегство. До самой Москвы бежали растерянные люди, и "когда их спра­шивали о причине такого внезапного бегства, они не умели ничего отве­тить". И многие из тех, кто остался под Кромами служить новому царю Димитрию, знали столь же мало о положении дел и жалели, что не ушли. Большинство ратных людей в перевороте сыграло пассивную роль и же­лало только того, чтобы окончить долгий и трудный поход. Уведомлен­ный об этом, Самозванец не замедлил распустить войско. Тотчас как уз­нал он о сдаче московской армии, он послал под Кромы из Путивля кня­зя Бориса Михайловича Лыкова, давнишнего друга Романовых, женив­шегося впоследствии на одной из дочерей Никиты Романовича. Князь Лыков приводил ко кресту ратных людей под Кромами на верную служ­бу новому царю, а затем объявил милостивое разрешение царское вой­ску разъезжаться по домам, "потому что оно было утомлено"; только "главнейшей части войска" он приказал ожидать его под Орлом. По по­лучении грамоты Самозванца множество народа, говорит Масса, отпра­вилось домой, даже не видав того царя, которому они только что присяг­нули и из-за которого столько натерпелись. Осторожнее казалось уйти подальше от событий столь загадочных и странных. Нельзя не заметить, что некоторая осторожность не покидала даже самих вожаков измены: по сообщению летописи, князь В.В. Голицын, а по сообщению Массы, Басманов приказали себя связать, как связан был И.И. Годунов в то вре­мя, когда дети боярские "приехали к розрядному шатру" с изменой. Это сделано было, "хотя у людей утаити", затем, чтобы на воевод не пало по­дозрение в соучастии. В такой предусмотрительности видна не одна бо­язнь, что замысел может окончиться неудачей. Воеводы рисковали, что Самозванец, получив их в свои руки связанными, не поверит их добро­вольному переходу на его сторону. Но им в ту минуту больше хотелось избавиться от Годуновых, чем доставить торжество тому, кого они не знали и в кого, может быть, сами не уверовали. Не суда Годуновых или Самозванца они боялись при измене, а общественного мнения, которое могло и не быть на стороне победившего Самозванца82.

Так передалось претенденту московское войско. После 7 мая только гарнизон Калуги да стрельцы у Серпухова оказали некоторое сопротив­ление авангарду Самозванца. Сам же он с торжеством шел из Путивля к столице на Орел и Тулу, как раз через уезды тех украинных городов, дворяне которых передались ему под Кромами. Еще в Путивле прибыл к нему князь И.В. Голицын со свитою в тысячу человек бить челом "име­нем всего войска". В дороге встретили его сперва М.Г. Салтыков и П.Ф. Басманов, затем князь В.В. Голицын и один из Шереметевых. В Туле же и в Серпухове явились к нареченному царю Димитрию Ивановичу, как представители признавшей его столицы, братья Василий, Дмитрий и Иван Ивановичи Шуйские, князья Ф.И. Мстиславский, И.М. Воротын­ский, словом, цвет московского боярства. Они явились с придворным штатом и запасами, и Тула на несколько дней обратилась во временную резиденцию уже царствующего царя Димитрия. Под Серпуховым для Самозванца были устроены те самые походные шатры, в которых за семь лет пред тем и на том же месте величался Борис; тогда эти шатры, имевшие вид "снеговидного города", поразили Ивана Тимофеева, теперь ими восхитился Борша, описавший их в таких же выражениях, как и впе­чатлительный Тимофеев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное