Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Окруженный войсками и двором, Самозванец уже издали стал распо­ряжаться Москвой. Он послал туда войско под начальством Басманова, а для управления делами отправил князя В.В. Голицына и с ним давно зна­комых Самозванцу князя Вас. Мосальского-Рубца и дьяка Богдана Суту- пова. Эти последние в 1604 году сдали Самозванцу Путивль и затем снис­кали его доверие, управляя в Путивле делами во время долгой стоянки там Самозванца. Из названных четырех лиц составилась комиссия, кото­рой новый царь приказал "ведать Москву" и приготовить ее к царскому прибытию. С приездом в столицу этой комиссии в государстве настал окончательно новый правительственный порядок. Нареченному царю Димитрию вместе с военной силой стал служить и весь правительствен­ный механизм.

Какое же положение дел застали в Москве новые административные лица?

Вскоре же после кончины Бориса, когда вопрос о дальнейшей судьбе московского престола сам собой вырастал перед грубыми и неискусными умами московской толпы, а слухи о Самозванце все более и более раз­дражали ее любопытство, уличная чернь отложила прежнюю сдержан­ность, стала обнаруживать беспокойство и волновалась. Она громко вы­ражала желание видеть мать царевича Димитрия, инокиню Марфу, гово­рила о необходимости возвратить в Москву "старых вельмож", знако­мых с событиями 1591 года, иначе говоря, Нагих. Народ желал иметь точные сведения о действительной судьбе углицкого царевича, а прави­тельство не решалось их дать, опасаясь, что лица, близкие к углицкому делу, могут извратить его обстоятельства в пользу Самозванца, если ста­нут говорить о деле с толпою. Из этих лиц на одного В.И. Шуйского счи­тали возможным положиться, и потому выпустили его к толпе. Он объ­яснял народу, что настоящего царевича действительно похоронили на Угличе и что взявший на себя его имя есть самозванец. Не знаем, сильно ли это подействовало на слушавших и действительно ли князь Василий потом в частных беседах говорил противоположное, но во всяком случае про эти уверения Шуйского забыли, когда беглецы из-под Кром принес­ли громовую весть об измене войска и бояр. Деморализация военной толпы передалась толпе уличной, страх бежавших заразил москвичей. В то время, когда они сообразили, что нет более правительства и что они остаются, до поры до времени, на своей воле, другие почувствовали, что нет более порядка и надобно самим думать о своей безопасности и целости. Малейшая тревога разнуздывала одних и повергала в панику других. Когда прошел слух, что знаменитый атаман Корела стоит с каза­ками недалеко от Москвы, власти приказали возить пушки к стенам и ва­лам. Делалось это очень вяло, и толпа издевалась над военными приго­товлениями, а зажиточные люди спешили прятать свое добро, одинаково боясь и казаков Корелы и московской уличной черни. Зловещий при­знак социального междоусобия вставал над Москвою в эти дни политиче­ской безурядицы, и постороннему наблюдателю представлялось, что слу­жилое и торговое население Москвы "чрезвычайно боялось бедной разо­ренной черни, сильно желавшей грабить московских купцов, всех гос­под и некоторых богатых людей". Этот внутренний враг, толпившийся на московских площадях и рынках, для общественных верхов казался даже горше наступавшего на Москву неведомого победителя.

Неопределенность положения тяготила особенно потому, что от побе­дителя не было вести. Грамоты Самозванца не доходили до населения, ибо их успевало перехватывать правительство Годуновых, Только 1 ию­ня, стало быть недели через три после известий о сдаче армии Самозван­цу, московские люди услышали впервые милостивое обращение к ним нового царя. Его грамоту гонцы Г. Пушкин и Н. Плещеев успели разгла­сить в подмосковном Красном селе, большом и богатом, похожем на го­род. Красносельцы толпою, с которой не могла справиться годуновская полиция, проводили гонцов в самую Москву. Народные массы слушали их грамоту на Красной площади и склонились на сторону нового царя. Бояре дали увлечь себя в народном потоке, и Годуновы палй. В успехе нового царя одни видели торжество правды и божий суд над домом Бори­са, другие - только выход из тяжкого кризиса, третьи же - повод к тому, чтобы проявить наболевшее чувство злобы на "сильных" людей, на про­извол их и обиды, на тяготившие последствия общественного неравенст­ва. По меткому выражению Ис. Массы, в это время каждый мог скоро отыскать своего врага.

Вместе с низвержением правительства по всей Москве весь день про­исходил грабеж: грабили не одних Годуновых и их близких, но и людей, далеких от правительства и ни к чему не причастных, например, служи­лых и торговых немцев. Арестом Годуновых и водворением их на старом годуновском дворе руководили вельможи, взявшие дела в свои руки, гра­бежом же занималась чернь, у которой явился подстрекатель из числа тех же вельмож, именно Б. Бельский, допущенный в Москву после смер­ти Бориса. Так верх и низ московского населения произвели переворот 1 июня, после чего боярство двинулось навстречу царю Димитрию, а прочее население стало готовиться к приему царя в столице83.

VI