Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

В центре этого круга, как мы уже видели, стояли бояре кн. И.Ф. Мсти­славский, Н.Р. Юрьев и Б.Ф. Годунов. К этому же центру были близки и князья Шуйские: кроме Ивана Петровича Шуйского и Василия Федорови­ча Скопина-Шуйского, которым боярство дано было еще Грозным в 1584 году, боярами были сказаны братья Василий и Андрей Ивановичи Шуй­ские. Среди остального боярства не было князей, равных им по значе­нию. Ни одна ветвь Рюриковичей при воцарении Федора не имела пред­ставителей в думе, если не считать окольничего Ф.М. Троекурова из неве­ликих ярославских князей. Из князей же литовского корня состоял в думе и доживал свой век старейший в роде Булгаковых князь Василий Юрь­евич Голицын, умерший воеводой в Смоленске в 7093 (1584—1585) году, а остальные Булгаковы, как Голицыны, так и Куракины, по молодости еще не дошли до боярства и даже старшие из них были возводимы в бояр­ский сан уже при царе Федоре. Старший из Трубецких, боярин Федор Ми­хайлович, стоял высоко в служебном отношении, но не по отечеству, а по службе в опричнине. И сам старик И.Ф. Мстиславский пользовался внеш­ним первенством среди бояр не столько по происхождению своему, сколь­ко потому, что Грозный по родству его "жаловал и учинил его велика". Это бояре говорили Мстиславским в глаза. Таким образом рядом с цар­ской родней, Юрьевыми и Годуновыми, не Мстиславские, а именно Шуй­ские были виднейшими представителями коренной московской знати, и в этом смысле Горсей мог с полным основанием назвать Ивана Шуйского "первым принцем королевской крови" (prime prince of the bloud royall) сре­ди московского боярства. Но именно на Шуйских и видно, как мало значи­ла порода в московском дворе, только что пережившем опричнину. В то время как Никита Романович Юрьев и Борис Федорович Годунов, остава­ясь в Москве, распоряжались делами и всем государством, Шуйские были на воеводствах в больших порубежных городах. В 1584-1585 году Васи­лий Федорович Скопин-Шуйский был воеводой в Новгороде. Иван Пет­рович Шуйский - во Пскове, а Василий Иванович - в Смоленске. На ход дел при дворе могли они влиять очень мало, по крайней мере, до возвра­щения в Москву. Но и во время пребывания их при самом дворе не им принадлежало первое место. При воцарении Федора его занимал, по еди­ногласному указанию современников, Никита Романович, из той самой семьи Захарьиных, которым князья-бояре не хотели "служить" в 1553 го­ду. Друзьями его были Б.Ф. Годунов и дьяки Щелкаловы. Это и было на­стоящее правительство, а Мстиславские и Шуйские были только первыми чинами двора, говоря языком нашей эпохи. Узы родства и свойства до поры до времени связывали всех этих людей в один кружок, но эти узы были очень непрочны и разорвались при первом же толчке43.

Толчком послужила болезнь Никиты Романовича: уже в августе 1584 года она лишила его сил, а в апреле 1585 года свела в могилу. Пока он принимал участие в делах, он сохранял за собой бесспорное первенство; когда же он сошел со сцены, за первое место могли поспорить все ос­тальные члены правившего кружка, а в особенности Мстиславский и Го­дунов. За Мстиславского была порода, титул и родство с царем, хотя и дальнее. За Годуновым была близость к государю через сестру-государы­ню и тесная связь с Романовыми и Щелкаловыми. Об этой связи имеем много свидетельств со стороны людей, хорошо осведомленных. Палицын определеннее других говорит, что Борис дал клятву Никите Романовичу "соблюдать" его детей, попечение о которых "вверил" ему старый боя­рин. Что могло значить это "соблюдение", разъясняет другой автор XVII века, говоря о Борисе и Романовых, что Борис "клятву страшну тем сотвори, яко братию и царствию помогателя имети". Принадлежавший к семье Романовых, зять Никиты Романовича, кн. И.М. Катырев подтверж­дает эти слова короткой фразой, что Годунов имел Романовых "в завеща­тельном союзе дружбы". Союз их был "завещательным", конечно, пото­му, что начался еще при Никите Романовиче и представлял семейную