Очкарик

— Малая Беларусь пока не существует, но дай мне лет пять. Она будет. Автономное движение Полесья — это я. Пока лучше стартануть с Корвином-Микке. Мы с ним единогласны по многим вопросам.

— Белорусский фашист.

Красивое лицо Корча осветила широкая улыбка.

— И к тому же очень результативный.

Свет погас. На экране наконец появились первые титры и название: «Яко и мы отпускаем».

* * *

У ресторана «Царский» не оставалось мест, поэтому Романовская припарковалась на обочине и около ста метров прошла пешком. Башня старого железнодорожного вокзала, в которой молодожены должны были провести первую брачную ночь, была украшена живыми красно-белыми цветами, образующими белорусский орнамент. Романовская прошла мимо не останавливаясь. Башня не вызывала у нее такого восторга, как у постоянно толпящихся возле нее туристов. Некоторые выходили из машин и делали селфи на ее фоне. У Кристины это надрывно разукрашенное строение ассоциировалось, в лучшем случае, с мрачным замком Синей Бороды.

На рельсах стояли отремонтированные локомотивы, приспособленные под ресторан, отель и банкетный зал. Несмотря на размеры и разбросанность комплекса, Романовская быстро догадалась, где будет проходить предсвадебный обед. У нее не было при себе приглашения, но она подумала, что вряд ли их будут проверять. Судя по маркам автомобилей, припаркованных у ресторана, в «Царский» прибыли сливки местного общества. Перед входом в бывший вокзальный зал ожидания стоял хор из двадцати человек. Вместе с молодым баянистом они ждали сигнал, чтобы начать припевки. Хор еще не издал ни звука, но Кристина уже знала, что голова у нее точно разболится.

Официантка с прической чеховской героини присела в зачаточном книксене при виде появившейся в дверях Романовской. В ответ на предложение раздеться, Кристина испепелила ее взглядом. Несмотря на то что она была не в мундире, ей даже в голову не пришло напялить на себя какой-нибудь праздничный туалет, как, несомненно, сделают жены местных царьков. Черные узкие брюки, белая рубашка, с расстегнутыми тремя верхними пуговицами и смокинговый пиджак все равно выдавали ее принадлежность к слугам порядка. Спортивные наручные часы оставались на руке. Единственными дамскими элементами ее наряда были туфли на шпильке и лак для ногтей, которым она воспользовалась по случаю сегодняшнего торжества.

Интерьер был оформлен с большим вкусом. Стиль дореволюционной России дизайнеры воссоздали с музейной точностью. На столах — вязаные салфетки, кипящие самовары. Стены украшены картинами и фотографиями той эпохи, иконами. Никакого кича и перебора. Романовская была здесь как-то раз по работе и запомнила, что за чай с вареньем, грибной суп, блины с икрой и кусочек творожника заплатила, как за недельные покупки в супермаркете. Пирог, правда, хоть и не стоил таких бешеных денег, но просто таял во рту. Тогда ей хотелось уйти отсюда как можно быстрее, из страха испачкать накрахмаленную скатерть и понести за это материальную ответственность. Сейчас тот зал был пуст. Стулья стояли вдоль стены, открывая аутентичный паркет. Романовская догадалась, что завтра здесь будут танцы. В одном из боковых залов, предназначенных для камерных банкетов, мероприятие, судя по доносившимся возгласам, было в самом разгаре.

— Будь здоров, Гена! — услышала она тост, когда официантка открыла перед ней дверь.

Романовская поклонилась собравшимся. Несколько мужчин поднялись, чтобы поприветствовать ее. Она приклеила на лицо официальную улыбку и по очереди пожимала руки собравшимся. Неформальный совет старейшин был представлен семью мужчинами, занимающими почетные места за главным столом. Все они были зрелых, а некоторые даже преклонных лет.

Кристина сразу же узнала Адама Гавела, старосту района; Томаша Терликовского, бывшего начальника городской полиции по прозвищу Старый, кабинет которого она на данный момент занимала; Мундека Сулиму, хозяина кабельного телевидения, называемого Малым Дядькой из-за роста метр шестьдесят; Кшиштофа Сачко, директора частной клиники для душевнобольных «Тишина», а также Анатолия Пиреса, основателя лицея с белорусским языком обучения с его неизменным псом-сфинксом у ног, которому каждый из присутствующих кидал лучшие куски с барского стола. Шестого старца, одетого в поношенный залатанный костюм, но зато с залихватской бабочкой в горошек, она прекрасно знала, хотя они в течение последнего десятка лет не перекинулись даже и парой слов. Седой ежик на голове мужчины был густой, как у терьера. Он единственный из всех собравшихся был гладко выбрит, без усов, что еще больше подчеркивало его избыточный вес. Ему было лет восемьдесят, если не больше. Седьмое место пустовало. Приборы были чистыми. Кристина догадалась, что этот стул зарезервирован для жениха — Петра Бондарука. Однако гости неплохо веселились и без хозяина.