Одаренная девочка и так себе каникулы

– Вы стопроцентно уверены? От вашего ответа зависит ее будущее.

– Наше, – поправил его стряпчий и внезапно улыбнулся: – Даже подведи меня глаза и сердце, не узнать ее фирменный кофе решительно невозможно.

– Шутите? – оторопел патриарх. – Я полагал, дело в физиологии русалок и их вкусовых рецепторах…

– Соболезную, но нет. Мы с тобой имели честь пить эту дрянь задолго до всей истории с вампирами.

– И продолжим – несмотря ни на что.

С тоской глядя, как Татьяна перебирает волосы патриарху, Густав вымолвил:

– Она должна быть счастлива.

– Непременно. Мы вместе об этом позаботимся.

Зонненштраль молча протянул руку. Богдан Иванович за нее ухватился, и с яркой вспышкой мрак развеялся, а лицо вампира таки макнулось в лужу, подытожив очевидное: наконец-то патриарх стопроцентно стал собой. И тут же услышал заинтересованный бас:

– Как прошло знакомство?

Богдан Иванович утер лицо и одним резким движением поднялся.

– Спасибо за встречу. Мне нужно хорошенько обдумать все, что я узнал сегодня.

– Вишь оно чё. Ну и? Какая настоящая?

Вампир покачал головой и ответил вопросом на вопрос:

– А безопасно ли вообще хоть с кем-то делиться итогами моих открытий?

Собеседник хохотнул и хлопнул патриарха по спине. Слава богу, в этот раз без каких-либо экзистенциальных последствий.

– Остался только один непроясненный момент, Зеленый Князь.

– Да? И какой же?

– Цена.

Старец по-отечески улыбнулся.

– Сдается мне, для тебя, младый юнош, это и вовсе не вопрос. Сам знаешь, чего я затребую.

– За спасение жизни вы попросили спасти жизнь. За обретение любви должен помочь обрести любовь?

– Верно смекнул. Ежели желаешь добрые дела – множь их сам, – подмигнул Витольд Родович.

Вампир нахмурился:

– Единственное пришедшее в голову довольно опасно, крайне вызывающе и повлечет за собой море последствий…

Их взгляды встретились.

– Как и в моем случае, – продолжил Богдан Иванович. – Спасибо. Я понял, что делать.

Ранним утром следующего дня кофейня встретила его полной тишиной. Пустые столы, поднятые стулья и, самое страшное, никого за барной стойкой. Внутри похолодело, вампир заозирался. Никогошеньки. Невозможно, неужели Иван Карлович все-таки…

Татьяна с мешком зерен вышла из подсобки неожиданно, но еще неожиданнее для нее оказались объятия патриарха. Он буквально вцепился в русалку, прижимая к себе.

– Слава богу, с вами все в порядке. Я уже, признаться, готовился к худшему…

Бариста огляделась и недоуменно выгнула бровь:

– В общем, конечно, тут скука смертная, ты прав, но, по-моему, излишне драматизируешь.

Поспешно отпустив даму и проводив ее взглядом, Богдан Иванович с непривычным ранее трепетом отметил, как покраснели из-за внезапной близости ее ушки. Одно дело знать, другое – чувствовать. Здесь и сейчас патриарх и стряпчий стояли перед ней – удивительно живой для одного, чудесно воскресшей для другого, – и спокойствие Татьяны ярко контрастировало с тем безумием, которое творилось в душе вампира. Хотелось упасть в ноги, закричать, обнять ее крепко-крепко и никогда не отпускать. Увести к себе, спрятать от всех, быть рядом каждую секунду, целовать руки, служить. Она не терпит несвободы. Что он может? Господи, что он может сделать, дабы хоть немного облегчить свои и ее страдания?..

Удивленный взгляд от барной стойки, вопрос с нотками волнения:

– С тобой все в порядке?

Да какое там «в порядке»… Богдан Иванович попытался кивнуть и с удивлением почувствовал движение на лице, словно муха села. Память – та, старая – внезапно подсказала: слезы. Какие, к черту, слезы? Он же никогда не плакал? У Ганбаты в детстве, конечно, получалось, но патриарх списывал это на общую необычность мальчика. Неужто и сам может? А что, если могут и другие? А что, если?..

– Богдан, прием. Ты меня пугаешь. Чего случилось? – продолжала настаивать Татьяна и, присмотревшись, совершенно оторопела. – Подожди, ты плачешь?

– А, да. Забавно, правда? Думал, не умею.

Она пулей подскочила, замерла в полушаге и с тревогой принялась вглядываться в его лицо:

– Объясни мне, что происходит. Немедленно.

Господи, какая же она идеальная. Совершенная. Ни грубость, ни наигранная агрессия не могут спрятать доброты. А как смотрит. Он все готов отдать за то, чтобы она всегда так смотрела – на него и только на него. А ведь раньше смотрела. Была женою. О боги, любила его. Дозволяла касаться себя. Носила под сердцем его ребенка.

Слезы хлынули плотным потоком, и русалка, кажется, откровенно запаниковала. Огляделась, быстро схватила с ближайшего столика салфетки и попыталась как-то утереть лицо вампира. Он покорно замер, и вдруг нахлынуло еще одно воспоминание. Захлестнуло с головой. Давным-давно, в начале их первых отношений, он тоже расчувствовался, а милый ангел утерла слезы своими хорошенькими пальчиками, велела закрыть глаза и поцеловала ласково и нежно, разогнав все тучи прочь. Его прекрасный, сильный ангел. Имеет ли он смелость опять молить ее о поддержке? Не пора ли исправить разрушенное собственными руками?

– Богдан, либо ты сейчас же объясняешь мне, какого хрена случилось, либо я психану и мало не покажется. С Ганбатой все хорошо?

Короткий кивок.